Ощущение пола ритуализируется в причёске, в одежде – она с трудом переносит закованность корсетом и при первой возможности спешит отказаться от него. Свободные платья, а потом и брюки – знак выхода из навязанной полу резервации, а стрижка, отказ от “девичьей красы” – роскошных длинных волос для самой Колетт нечто вроде кастрации. Но самый значительный, обозначающий бесповоротность символический акт – это роль в пантомиме “Египетский сон” на сцене Мулен Руж, скандальном спектакле, который антрепренёр вынужден был снять с показа из-за протестов оскорблённой в чувствах публики. В этой пантомиме Колетт-мумия возвращается из царства мёртвых благодаря поцелую учёного, которого изображала Матильда де Морни (Денис Гоф), известная как Мисси, подруга на долгие годы, которую она называет “он”, уважая её гендерное самоопределение».

Весьма любопытна амбивалетность режиссёра и типично британское нежелание становиться слишком уж серьёзным - он, конечно, изображает Мисси прекрасной дамой без страха и упрёка, но в то же время откровенно посмеивается над ней - мундир и фрак далеко не льстят её округлым формам, делая происходящее с её участием откровенным маскарадом, а мужеподобные замашки маркизы де Бельбеф являются типичной женской идеализацией образа вожделенного избранника (и у Денис Гоф мастерски получилось это изобразить)».

Гораздо интереснее наблюдать не за сюжетным конфликтом фильма — с ним-то всё понятно, — а за конфликтующей натурой самого произведения, его борьбой консервативной формы и либерального содержания. Ведь “Колетт”, при всём показушном свободолюбии, кино удивительно замкнутое. Здесь история явно просит о немного другом подходе, столь же ярком и дерзком, насколько яркой и дерзкой была жизнь настоящей Колетт. Громкий протест, война с системой, открытая и бессовестная провокация. Но режиссёра Уоша Уэстмоленда хватает только на беззубый манифест, который, наверное, и современников писательницы бы не особо удивил. Он протестует где-то на уровне с лирическим героем одной замечательной песни: “Перестань мыть руки перед едой. Поставь мир на колени, пока ты молодой”».

В частности, “Колетт” даже для байопика как-то очень вяло рассказывает о своей всесторонне примечательной героине, которая, по версии создателей фильма, не так уж и страдает от своей непризнанности, во всяком случае, это не очень-то заметно. Да, костюмы, Париж (почему-то весь фильм город показывают исключительно летом), традиционно разнузданная богема – это все очень милая, но не более чем прилежная стилизация под эпоху, а о самой Колетт не становится понятно примерно ничего. Действительно, порядки были тогда ужасные, но ведь Вилли (его играет Доминик Уэст с усами) был изначально прав, и под его именем книжки продавались лучше. И лишь потом, уже на рубеже веков, когда Колетт стала публиковаться под собственным псевдонимом, гендерное неравенство удалось переломить. Единственный любопытный мотив в “Колетт” связан как раз с нерадивым мужем, который на излёте своих семейных отношений влюбился в героиню, придуманную его собственной женой, и начал искать этот образ, как ни удивительно, не в той, что его придумала, а в других, пришлых женщинах, короче, любовницах. Вот уж и правда, сила искусства!»

Кира Найтли, конечно, визуально хороша. К ней сложно предьявить претензии за то, что половину фильма она играет девушку лет на 10-12 моложе реальной себя. Она умело не путается в длинных юбках, и с должным вызовом переодевается в мужской костюм. Кажется, она вдохновлялась не только Колетт, но и её предшественницей-бунтаркой Жорж Санд. Но когда действие разгоняется, а манерность и демонстративность поведения остаётся, появляется привычное для восприятия Найтли сомнение — это и есть актёрская игра? Безусловно, в образе Колетт, актриса демонстрирует куда большую палитру эмоций и даже мимики, чем в той же ещё более костюмной “Герцогине”. Но если возвращаться к потенциальной номинации на “Оскар”, тут уже хочется вести сухую статистику, сколько раз за фильм Найтли поцеловала женщину, сколько раз изобразила секс и сколько раз показала грудь. Потому что выдающейся драмы на лице рассмотреть не удастся. Особенно на фоне изрядно загримированного Доминика Уэста, который даже в таком виде попросту крадёт зрительское внимание, пока его герой Вилли обкрадывает литературный дар своей жены».