Виктор Шамиров: «Я боюсь чистой драмы»

Я это не анализировал. В «Дикарях» как таковых местных нет, там все приезжие – туристы на море. В «Упражнениях» - ну, они едут на гастроли, куда ещё ехать на гастроли, как не в провинцию? Их ненужность в Москве не так заметна, если о теме. В первом варианте «Со мною вот что происходит» (чуть не запустились в 2007 году, случился очередной кризис, сценарий остался лежать) было наоборот, девочка - приезжая, а братья жили в столице, просто старший ушёл от жены, и пока он ждал квартиру, он жил у младшего. А почему в итоге брат стал приезжим, не знаю, не могу объяснить. Но я знал, что буду его играть. Я достаточно хорошо понимаю этого человека, мне кажется.

Возможно, это связано с моим взглядом на вещи, я боюсь чистой драмы. И я не очень доволен своим актёрским участием у Прошкина в фильме «Чудо». Приблизительно сыграл, хоть и вполне серьезно готовился к роли. Были разные причины, но все равно в результате винить можно только себя. Здесь я свободнее, но здесь есть другие сложности. У режиссера нет времени на себя-актера. И нет отражения глазами другого человека. На этой картине для меня «зеркалом» был оператор Семён Яковлев, он после дубля кривился, если что не так. А иногда подходил к нам (особенно сложно в машине, когда цейтнот и на просмотр дубля уходит масса времени, а мы посреди движения, и придётся уходить на новый круг и т.д) и просто говорил какие-то вещи по исполнению. А это отражение очень важно для актёра, с ним он чувствует себя свободнее. Актерски я просто пытался попасть в жанр самого фильма, а чистая драма – не мой жанр. Я его уважаю, но не уверен, что смог бы от начала и до конца ему следовать. Я вижу в жизни много забавного. Например, сцена, где герои узнали, что их отец умрёт в ближайшее время и они не смогут ему помочь, у них убитое настроение, но говорят они о ерунде какой-то, деньги за билет, отношения с женой. И играя, я знал, что это забавно, но я не думаю, что добрый зритель здесь со мной согласится. Я вообще не убеждён, что люди будут во время просмотра моего фильма улыбаться. Скорее всего, скажут, что это такая «мутота» псевдодраматическая.

Я люблю точность, но она в фильме не соблюдена досконально. Там есть пара сцен, которые происходят не там, где они могли бы быть. Они не очень узнаваемы, но они есть. Я об этом знаю, и мне это не нравится. Когда я сочиняю историю, я очень точно продумываю жизни героев. И если я чего-то не знаю, то мне тяжело. Я стараюсь понять их – кто они, что они, знать всё, что происходило с ними до начала фильма, как они спланировали этот приезд, как говорили по телефону… Это необходимо знать мне как режиссёру и как актёру, это даёт больше оснований. Придаёт уверенность. Когда знаешь весь мир своего героя, даже если не говоришь о нем впрямую, ты будешь точен в каждой детали, и твоя интуиция пробудится.

Да ну что вы, там же кроме песен и темы из «Иронии судьбы» больше ничего и нет, еще пара не очень известных пьес Таривердиева, и всё.

Это просто. Это старые, чудесные, популярные песни. И я позволил себе их использовать. Вера Гориславовна, вдова Микаэла Леоновича, совершила большого благородства поступок, когда дала за символическую плату нам право ставить музыку Таривердиева в фильм. Это великая музыка, все её знают, и мы просто не могли бы её купить. Мы пришли к ней с продюсером, рассказали ей идею фильма, объяснили, что это малобюджетное кино и почему нам нужна эта музыка, и она сказала нам, что даёт нам права. И музыка, и песни связаны с тем старым фильмом, с тем ощущением радости и надежды, которое он в своё время принёс и которое наши герои хорошо помнят. Мы почти не вспоминаем это у нас в картине, почти, я не хотел на это сильно нажимать. Один раз появляется диск с фильмом. Новый год - это возможность сброса счётчика неудач. Всегда кажется, что новый будет другим, лучше. Я хотел показать людей, у которых, кажется, нет шансов на что-то новое и хорошее, ничто не говорит об этом, никакие обстоятельства. В сущности, мне было интересно, какими глазами они будут смотреть на начало Нового года. И в этой связи контекст фильма «Ирония судьбы», меня очень радовал, он казался мне правильным.

Я не знаю, что Вуди Аллен думал про свою пьесу… Эта пьеса очень старая. Там совершенно абсурдистский текст, но мы сделали на основании его безумия какое-то своё безумие, а из пьесы взяли только пару шуток. Мы придумали спектакль сами, на основании канвы Вуди Аллена. И, кроме этого, мы позволяли себе на сцене импровизировать текст, в чём, собственно, и была основная ценность этого спектакля. Текст не повторялся во многих кусках, это было странно, и каждый раз мы не знали точно, как мы сегодня сыграем, что скажем. Недавно мы его закрыли: перед гастролями в Израиле я просто понял, что больше его нельзя играть. Это был живой юмор, его ценность была в открытости, в том, что мы его каждый раз создавали вместе с публикой. Это не кино, это именно театр.