Ну, во-первых, ни в какой очереди я не стою и не рвусь туда. Появляется интересное предложение – я принимаю его, работаю и получаю от процесса удовольствие. Это никакая не карьера, это просто приключение».

Было бы замечательно периодически заплывать в эту воду. Но нельзя, как мне кажется, проваливаться в иллюзии того, что мы там очень нужны. Мне хотелось бы, чтобы мы были нужны здесь».

Мне посчастливилось работать с Брэдом Ивановичем – и в Лондоне, и в Будапеште в течение двух месяцев. Для меня это было интересное приключение. Мне кажется, что и Брэд Иванович получил удовольствие, потому что там очень много сцен, которые по ходу съёмок мы допридумывали. Это “Мировая война Z”, где Z значит зомби. … С Питтом мы поработали, получили огромное творческое наслаждение, полёт фантазии, мы вместе мёрзли, вместе преодолевали месяц ночных смен. Всё это было вместе, бок-о-бок, мы выпивали, мы пытались, так как не хватало времени на съёмки, удлинять смены, пытались успокаивать его детей, приезжавших к нему».

… Брэд Иванович был одним из продюсеров “Войны миров Z”, и я как-то высказал свое “фи” по поводу какой-то татуировки вслух. Видимо, там так не принято. Я сказал, что это какая-то “клюква”, полная фигня и что к России это не имеет никакого отношения. Ему перевели. Потом ко мне подошли и сказали: “Не могли бы вы подойти к Брэду Ивановичу? Там у него есть вопросы”. Мы сели и стали разговаривать: переводчик, я на своем папуасском языке – и мы начали обсуждать то, что я думаю об этой татуировке. Я сказал, что есть соображения, что не хочется выставлять Россию в таком вот лубочном виде. И мы начали с татухи. Потом поговорили про сцену, в которой я снимался: я сказал, что это здесь не правильно, потому что вот так и так нужно. Брэд согласился, режиссёр тоже. И потом дальше на протяжении месяца съёмок мы собирались, придумывали и переделывали, доводили до ума сцены, которые впоследствии, весь блок – два месяца съёмок, вырезали нещадным образом. Так как им нужно было заработать денег, они понизили ценз и поставили, по-моему, “12+”, а кровищи у нас было столько, что в этот рейтинг она просто не вписывалась. Поэтому другая часть, снимавшаяся в Австрии с другими актёрами, получилась почти бескровной. Мы сняли финал в Лондоне. Брэд Иванович, актриса из Израиля и я – мы стоим аля “Титаник” на корме парохода и плывём. Единственный корабль, который спасся с материка. И вот мы плывём, я стою и думаю: “Вот, точно вторая часть будет!” Затем Брэд Иванович подошёл, всех собрал и говорит: “Друзья, у меня есть три версии финала. Мы снимаем сейчас их все, но не факт, что какая-то из них вообще будет финалом”. После этого я вспомнил о Тимуре Бекмамбетове, о его манере съёмки. Ну, хорошо, снимаем. Всё закрутилось, придумывали очень много и очень толково. И вдруг это всё вырезали…»

… Слава Богу, в самом начале работы в кинематографе я прошёл хорошую школу. У меня опускались руки, когда пусть и небольшие эпизоды, но тоже вырезали или оставляли чёрт знает что. Я прошел эту “кинохимиотерапию”. Сейчас я спокойнее».

Не столкнулся я ни с чем, что отличало бы хорошую, профессиональную, творческую съёмочную площадку нашу от западной. Всё то же самое. Более того, всегда можно договориться, что вот тут фраза, которая не нужна, всегда можно изменить сцену и повести её немножко в другое русло. Всегда можно договориться с партнёром о каких-то импровизационных вещах, с режиссёром – о том, чтобы тебе дали здесь воздуха или необходимую паузу для оценки. Организационно тоже мало что отличается… Там на съёмочной площадке, правда, всегда сидят продюсеры, которые следят за тем, куда уходят деньги, как движется производство. Больше выделяют трейлеров для команды. Но это всё бытовые вещи. Главное, чтобы содержание было!»

Во-первых – лень, нормальная человеческая. Когда работаешь в каком-то проекте на другом языке, пока петух не клюнет, ты думаешь, нужно взяться, нужно собраться и так далее. Я скажу так, двояко. У меня здесь есть предложения по профессии – и в театре, и в кино, которые мне интересны. У меня нет такого, что мне здесь вообще делать нечего. Мне интересно то, что мне предлагают. Бывает, чуть хуже, но я, к счастью, сегодня в таком положении, когда я могу говорить “нет”. Я научился говорить “нет” – это одна из немногих вещей, которой я научился в этой профессии и в жизни. Там – да, конечно, есть амбиции, да, конечно, хочется».

Наверное, меня останавливает мной же придуманное правило о том, что на языке надо дышать. Я на моём языке могу дышать. На английском языке, на немецком языке, на французском языке я дышать не могу. Если я не буду дышать на языке (я не про акцент, сейчас я говорю не об этом), а буду подбирать, вспоминать и так далее – это как актёр, который плохо знает текст. Вот их сразу видно – что в театре, что в кино, я смотрю на экран и вижу, что вспоминает братец текст. Я не очень хочу, не очень готов к тому, чтобы мне вспоминать текст, поэтому, соглашаясь на предложения наших заокеанских братьев, я, в первую очередь, не на роли как таковые иду (большая, маленькая – без разницы), а соглашаюсь использовать момент встречи с теми ребятами, которые мне интересны. Брэд Питт, Гари Олдман, Морган Фриман. Мне интересно просто побыть с ними, послушать их, чуть-чуть, может, пофантазировать».

Ради Бога, я не очень понимаю, почему ситуацию со спасением жизни и процедурой искусственного дыхания многие путают с поцелуем! Вот шотландский актёр Джеймс МакЭвой, который там главную роль играл, действительно целовался с Анджелиной».