Здравствуйте. Садитесь.

Этот кусок мы снимали, как принято говорить, на электронную аппаратуру. Это, я думаю, Alexa, а вообще мы снимали… Современная часть у нас идёт на электронную, а всё остальное — на плёнку как всегда.

Плёнка. Я на плёнку снимаю всю жизнь и ни разу ещё не изменял ей.

У меня расход большой плёнки. Закладываем обычно 1 к 10.

Вы имеете в виду, дневная?

У меня обычно в среднем больше трёх с половиной минут не бывает. Я не считаю, что нужно делать больше. И, слава богу, мне идут навстречу. Опять же, день на день не приходится, я могу сделать и восемь минут, но для того, чтобы в какой-то день снять 30 секунд. В принципе, я противник выработки ради выработки.

Если ты хочешь, чтобы была качественная работа…

Нужно давать возможность так снимать. Во-первых, актёр не может запомнить столько текста. Т.е., формально говоря, они запоминают вот такие (показывает) типа тексты, которые мы даём, но на самом деле, это же не демонстрация возможностей мозга, это же всё-таки творческая работа. И в каждом сериале я вижу, как человек смотрит в подкорку себе куда-то, значит, лишь бы сказать текст, лишь бы перевернуть эти странички, лишь бы кончился этот кошмар.

Я думаю, что, на самом деле, материал диктует форму. Есть истории, которые нужно рассказывать длинно, подробно и т.д. Как рассказ, повесть и роман. Не нужно писать только повесть. Для каждой истории должен быть свой метраж, свой формат.

Это — разные авторы. Кто я такой, чтобы ставить их в ряд и, так сказать, раздавать им классы? Время покажет, кто из них какого ряда. Но это, безусловно, незаурядные авторы. Какие-то из них уже даже великие. Я хочу сказать про другое. Во-первых, мне нравится работать на телевидении, в тех условиях, в которых я работаю на телевидении, потому что я каждый раз ощущаю живую связь со зрителем. То, что очень трудно испытать в кинематографе, так сказать, большом, экранном. Если ты не делаешь какие-то блокбастеры, которые рассчитаны на широкую аудиторию, то встреча со зрителем происходит на кинофестивале максимум. Я это всё испытал на своей шкуре. Я делал какое-то время фильмы как фильмы, но просто в какой-то момент этого стало мало, понимаете? Что бы ты ни делал, ты получаешь огромный эмоциональный припёк и эмоциональную отдачу. Нравится, не нравится — это второй разговор. Принимаем, не принимаем, но мы смотрим, мы на это реагируем, понимаете? Значит, все затраты какие-то пустоватые, я бы сказал.

Ну, во-первых, у нас техника и оптика тех времён. Особенно ничего не изменилось с тех времён. Тоже не нужно преувеличивать. Мы не используем какие-то навороты технические, новые, за исключением каких-то трюковых сцен. По минимуму используем компьютерную графику в данном случае, только в тех вещах, где без неё невозможно. Я вообще традиционно снимающий человек, так сказать, не это вот. Я снимаю, как говорится, как учили.

Вы знаете, я не по-новому и не по-старому. Поскольку я на неё никогда не смотрел, больше того, «Бригаду», к сожалению, никогда не смотрел, видел фрагменты и не имею мнения по поводу этой картины, поэтому я в диалог никакой не входил. Просто хотелось рассказать эту историю, конкретно эту историю, мне показалось, что за этой историей стоит большая какая-то вещь, т.е. мы можем выйти на какой-то рассказ о поколении, судьбах, о том, что мы все пережили и т.д. Это не просто криминальная история, не просто история какой-то локальной группы. Мне хотелось бы, чтобы за этим было что-то большее. Получится ли это, не знаю, но я к этому стремился, по крайней мере. Поэтому здесь нет диалога ни с кем, кроме, может быть, Иванова и самого себя.

У меня к 90-м отношение сложное и, так сказать, дифференцированное. Что-то я в них очень люблю, что-то в них не люблю категорически. Больше того, часть музыки, которую я использую, терпеть не могу. Т.е. я ощущаю в ней некое обаяние, но считаю, что эта музыка вредоносна просто. С другой стороны, там есть замечательные образцы музыки. Неважно, попсовой или не попсовой, но просто очень хорошая музыка. Она тоже была разная, другой разговор, что я в целом считаю, что 90-е годы в смысле музыкальном дали большой отрицательный эффект. В этом смысле, я не считаю это лучшими годами для музыки.

Саша Яценко, при том, что мы с ним сделали последнюю картину «Тихий Дон»… Я его позвал в эту картину в самый последний момент, после долгих поисков. Как-то он у меня совершенно не фигурировал. Я к нему пришёл путём долгих поисков, как ни странно. Хотя, казалось бы, Саша Яценко — мы вот только-только завершили работу. Серёжа Маковецкий — человек бесстрашный, он не боится ни возраста, ни нечёсаных волос, ни сизого носа. Он, как замечательный, выдающийся артист, пускается в любое плавание с абсолютно открытой душой и абсолютным бесстрашием. Он замечательный в этом смысле. И артист замечательный, и товарищ прекрасный. Потому что сейчас, к сожалению, в этом возрасте, при том, что есть замечательные артисты в этом возрасте, выдающиеся артисты в этом поколении, некоторые из них почему-то очень хотят дольше, чем нужно, делать вид, что им 42, ну, 43. На самом деле, им чуть больше. Вот Серёжка этого не боится совершенно. Но там у меня большое количество людей, которых я не снимал или снимал давно, или первый раз вижу. Например, замечательная актриса Татьяна Лялина играет Таню. Молодая, абсолютно для меня новая актриса Таня Лялина из театра «Современник». Серафима Красникова просто из Щукинского училища я её взял на площадку. Она, мне кажется, очень убедительно играет жену главного героя. Саша Голубев, с которым мы не работали, наверное, лет десять, играет очень хорошо Басунова. Саша Горбатов играет Лихолетова — такую знаковую роль. Саша — артист, которого я снимал в «Тихом Доне», и мне нравится, как он работает в этой истории.

О дочери я молчу, хотя эта картина для меня радостна тем, что я впервые снял Сашу Урсуляк. Она как раз специально появилась на экране. Я очень рад. У неё небольшая роль, но мне она очень нравится, я давно мечтал с ней работать, и для меня всегда большой травмой было, что я пропускаю такую замечательную актрису. Вот, наконец, мы встретились, и она у меня сыграла.

Спасибо огромное.