Алексей Герман: «Стихотворения за Довлатова мы всё равно пытаемся создать»

Мы вот-вот начнём съёмки. Рассчитывали сделать это раньше, но существенная часть подготовки к фильму – это сбор средств. Он не всегда идёт так быстро, как хотелось бы. Проект большой, и деньги на него мы привлекаем из многих источников. У нас есть иностранные инвесторы, с которыми мы работаем через Eurimages. Несколько сопродюсеров из разных государств, в том числе с телевидения. Финляндия, Польша – какие-то страны подключаются к проекту, какие-то с него уходят. Скажем, Сербия сейчас под вопросом. Бюджет – это сложный паззл, который складывают продюсеры Андрей Савельев и Артём Васильев. Правда, это не единственная проблема. Очень непросто найти артистов для фильма. Мы сейчас пытаемся финализировать ансамбль. Потому нужно будет согласовать их графики с операторским, что тоже задача не из лёгких. Вообще, этот проект оказался сложнее, чем мы все ожидали.

Ну, мы недооценили масштаб изменений, которые произошли в Петербурге за десятилетия. Например, я был уверен, что мы найдём хотя бы один или два крупных театра, которые сохранились в неприкосновенности, без современного евроремонта. Не нашли, потому что их нет. Невозможно снимать на улице Рубинштейна, потому что она теперь вся в кабаках и верандах, дома перекрашены. Словом, всё, что связано с поиском натуры, оказалось немыслимо сложным.

Условные – хотя бы потому, что невозможно найти замену многим ключевым точкам. Слишком сильно изменился центр города. Мы будем стараться, чтобы в кадре не оказался какой-нибудь новомодный стеклопакет, который сразу разрушит дух времени. А значит, придётся постоянно допускать какие-то художественные отхождения от реальности, делать собирательный образ.

Нет, не у него. У него большая роль, но не Довлатова.

Нет, не Бродский.

Как раз в ближайшие дни решим точно.

Всё же главный герой фильма – Довлатов, а не Бродский, хотя сцен с Бродским довольно много. Мы для Бродского, между прочим, нашли много интересного материала. Армянский мультфильм, который он озвучивал. Румынские и польские фильмы. Нашли такие, для дубляжа которых он «укладывал» текст. Нашли стихи, которые он писал для фильмов. Всё это может стать поводом для ряда интересных ходов в нашей картине. При этом мне не кажется, что Бродский будет затмевать у нас Довлатова. Они были слишком разные. Да и мы не хотим сравнивать, у нас история про человеческие отношения. В фильме не предполагается сцен, где возможна энергетическая соревновательность.

Да, Довлатов – главный герой, Бродский – главный герой. И персонаж Козловского – тоже главный герой.

А вот и не Евгения Рейна! Мы отказались от конкретизации этого персонажа, потому что это было бы несправедливо по отношению к поэтам того времени. Рейн, например, не может появиться на маленький отрезок времени, потому что он крупная личность, большой поэт. Если поставить в фильм его, нужно ставить туда и Анатолия Наймана, и Дмитрия Бобышева. Пришлось как-то ограничивать себя.

Фильм «Конец прекрасной эпохи» я видел не полностью, но дело не в этом. У нас в стране нет артистов, которые были бы похожи на Довлатова. Вернее, есть, но их всего один-два, выбирать не из кого. Но дело и не в этом тоже. Проблема Довлатова – это проблема Печорина. Есть огромная разница между обаятельной, душевной прозой, в которой Довлатов выдуман им же самим и несколько гиперболизирован, и реальным человеком. Трактовать образ Довлатова – всё равно, что перевыдумывать выдуманное. Обычно создают ведь не реального человека во всей его совокупности, а именно этого лирического героя.

Наверно. Именно поэтому мы решили взять на себя наглость (которую нам не простят) радикально снизить количество прозы в фильме.

Да, мы сейчас пытаемся их за Довлатова написать, для чего пригласили одного замечательного, великого поэта. Довлатов быстро писал стихи, легко и быстро рифмовал. Из современных ему поэтов он признавал только Бродского. Он даже получал премии как поэт. Но дело в том, что чем ближе мы подходим к съёмкам, тем сильнее какие-то вещи в сценарии меняются, и мне всё сложнее отвечать за то, что было придумано давно, так как оно может в любой момент потерять свою актуальность. Возникают новые герои, ходы, идеи. Стихотворения за Довлатова мы всё равно пытаемся создать, так же как создали для фабулы совершенно выдуманную историю из его жизни. Но если они получатся недостаточно выдающимися, мы легко от них откажемся.

Нет, не Елена Лядова. И не Светлана Ходченкова, которая также участвует в фильме. И даже не Антон Шагин, хотя у него большая роль. Мы ещё не выбрали артистку, и ищем в России и за её пределами. Я думал о Чулпан Хаматовой, но с ней мы не сходимся по графику.

Потому что Довлатову в фильме 30 лет, а Мерабу – 50. И Довлатов был очень высокий. Если бы Мераб был похож на Довлатова хотя бы каплю, мы бы уже искали возможность сделать этот фильм с ним. А так это было бы уже совсем притянуто за уши.

Насчёт эмиграции – она приняла массовый масштаб в 72-м, а у нас самое начало 70-х. Но я про критерии политизированности ничего не знаю. У меня есть понятная история о том, что в одном месте в одно время собралось приличное количество замечательных людей. Никакой политикой они заниматься не хотели, они хотели просто быть собой. Они сочиняли, рисовали, придумывали. Их никто не публиковал, их оставили практически в небытии, как будто стирали ластиком. Вспомните доносы, которые писали на выступления Бродского: дескать, это сионизм и буржуазная пропаганда в чистом виде. Но ведь и он, и все остальные художники не были революционерами. Вся их «революция», повторяю, лишь в том, что они хотели быть самим собой. Это поколение литературоцентричных романтиков. Они мерили себя и свои поступки по абсолюту. В этом разница между питерской и московской творческой элитой. Московские были более или менее встроены в систему. Замечательный поэт Евгений Евтушенко, например, спокойно выступал, где хотел, издавал сборники.

Всё равно это не было таким массовым явлением, как в Ленинграде. Так вот, у нас будет история про ростки, которые хотят пробиться на свет. Они презирали мещанство и пошлость и хотели вести нормальную литературную жизнь. А вместо этого они были вынуждены подрабатывать детскими сценариями и публиковаться в очень ограниченном количестве журналов. И даже в этих журналах приходилось иметь дело с невменяемыми редакторами-цензорами и другими трудностями. Довлатов сразу приносил папку материалов в надежде, что хоть что-то издадут. Бродский в это время уже никого ни о чём не просил, потому что всё для себя уже решил в отношении СССР. Он был повзрослее к тому моменту. Не знаю, есть ли в моих словах политика. Можно её усмотреть в том, что это история о людях, которым в какой-то момент пришлось из страны уехать. Но мы о них снимали не поэтому.

Про прошлое есть маленький кусочек, но потом мы заканчиваем фильм на определённой дате и лишь титрами продолжаем историю героя. Надо уважать тех, кто не читал Довлатова и Бродского, а такие есть и у нас, и за границей. Для них и поясняющие титры о том, кем в итоге стали герои фильма. Может быть, на титры мы поставим живопись лучших ленинградских художников того времени, которую и тогда, и сегодня знают только специалисты.

Не знаю. Но фильм в итоге выйдет только в 2017 году, так что на праздник мы не попадаем. Зато в связи с этой картиной мне пришлось услышать от уважаемых людей претензию, что Довлатова у нас никто не знает и фильм о нём смотреть никто не станет. Пришлось даже провести общероссийский социологический опрос, который показал, что где-то треть респондентов хотела бы увидеть картину о Довлатове. Но я думаю, что и без нашего фильма в России выйдет достаточное количество интересных работ. Хотя ясно, что серьёзного кино будет меньше, а псевдо-Голливуда больше, чем мы привыкли. Вписаться в этот процесс у меня вряд ли получится, да и никогда не получалось, что, наверное, плохо. Мы просто попытаемся снять хорошее кино, если это получится – то всё будет в порядке.