Опыт полнометражного дебюта: советы Тины Баркалая, автора «Сказок Гофмана»

Вы знаете, главная мотивация – я сама. Была пандемия, меня силком посадили дома. Собаки у меня нет, гулять мне было не с кем. В доме я все дела переделала; поскольку я человек, занимающийся живописью и графикой, я расписала все абажуры, разрисовала всё вокруг… И дальше у меня не было никаких причин сказать себе, что я не пишу, потому что у меня нет времени. Не осталось других объективных причин сказать, почему я этого не делаю. Это был тот самый случай, когда наконец-то всё способствовало тому, чтобы сесть и написать.
И я могу сказать, что, во-первых, это действительно так сложилось, а во-вторых – я очень часто в своей жизни всё начинала с нуля. И это был тот самый случай, когда я опять всё начала с нуля. Потому что несмотря на мою достаточно успешную рекламно-клиповую деятельность, несмотря на моё успешное начало, ещё когда я училась во ВГИКе, каждый раз я должна доказывать, что я что-то могу.
Все продюсеры, с которыми я так или иначе общалась, говорили мне фразу: «Ну, принеси сценарий, дальше поговорим». Ждать, искать какой-то сценарий у меня не получалось; к сожалению, я не очень это умею. Несмотря на то, что всем кажется, что, раз я занималась рекламой и клипами, я очень пробивной человек, – вообще ни разу не так; история про Надю Страхову – она отчасти про меня. Поэтому я в какой-то момент сказала: «Окей, давайте я напишу этот сценарий». Написала – и разослала его по нескольким продюсерам.
Отдать должное, Катя Филиппова, будучи моей, правда, не буду сейчас лукавить, хорошей подругой, честно сказала: «Я тебя запущу», при этом рассказав мне всё, что она думает про этот сценарий объективно, что нужно над ним работать. И мы запустились. Потом, правда, мне перезвонили те остальные несколько продюсеров и тоже сказали, что они готовы его запускать, но у нас уже сформировался с Катей тандем.
Потом мы выиграли питчинг на дебютах с первым местом – и понеслась. А дальше случилось то, что случилось, потому что выиграли мы в конце 2020 года, а снимать начали в начале 22-го, чтобы не соврать – 27 февраля.

Да, очень быстро. Я написала его очень быстро и с тех пор пытаюсь сделать то же самое – и у меня не получается. И каждый раз я думаю: «Ну надо же, а как же тогда я это сделала?!» И не могу ответить на этот вопрос. Это была какая-то странная история, я получала от этого какое-то колоссальное удовольствие. А сейчас немножко не так. Хотя, безусловно, я пишу, но это уже гораздо сложнее у меня получается.

Скажу честно: я рассылала тем продюсерам, которых знала. В силу того, что я всё-таки достаточно давно кручусь, как говорит наш герой Гарик, в мире кино и шоу-бизнеса, у меня было несколько телефонов. Я посылала напрямую, но это не то что бы был список из пятнадцати человек. Это был, скажем так, список из трёх-четырёх имён. Кстати, так всё работало и во времена моего студенчества. Не было e-mail’ов, потому что тогда интернета как такового не существовало, а были только номера телефонов.
Но когда тебе, грубо говоря, 17-20 лет, ты гораздо более пробивная. А сейчас мне было, поверьте, очень непросто. Мне все задают вопрос: «А почему ты раньше этого не делала?..» А дальше я говорю фразу: «Рассказ не из коротких» – и начинаю перечислять, и мало кому интересны мои перечисления: вот семейная ситуация, вот я занималась рекламой, вот там ещё что-то, вот тут у меня кто-то заболел… Так сложилось. Стартовала в 17, пришла к дебюту в 50. Это жутко сложная ситуация, поверьте мне, это ещё страшнее. Потому что одно дело, когда тебе двадцать и тебе делают какие-то скидки на возраст, – а у меня же нет никаких скидок. У меня ситуация: сделаю хорошо – скажут: «Ну понятно, у неё есть опыт»; сделаю плохо — скажут: «Даже сейчас она ничего не достигла…» То есть у меня ситуация со всех сторон достаточно сложная. Поэтому любому продюсеру, запускающемуся со мной, точно так же было бы тревожно, и Кате Филипповой запускаться со мной было не менее тревожно, чем мне.

Спасибо! Вы знаете, радуюсь этому как ребёнок, скажу вам честно. Искренне радуюсь и переживаю.

Чисто технически это невозможно. Невозможно работать с несколькими продюсерами, это разные компании. Так не бывает, потому что ты идёшь в кинокомпанию, которая берёт за тебя огромную ответственность. Мы же не на аукционе, чтобы говорить: «Ах, раз вам всем всё понравилось, я сейчас буду ставить условия!» Дебют – это не ситуация, для меня в том числе, где я могу ставить свои условия.
Скажу честно: Катя для меня – безумно важный продюсер. Во-первых, мне нравится то, что она делает. Во-вторых, она, безусловно, моя подруга. А в-третьих, она человек, который держит слово. Она была тем самым продюсером, которая говорила сразу: «Напиши сценарий, я тебе помогу». Она своё слово сдержала.
И я испытываю только чувство благодарности, потому что на сегодняшний день это всё работает на меня в первую очередь. Ты должен отдавать себе отчёт, что всё, что делается, работает только на тебя, причём как в плюс, так и в минус. Запускаясь с новым проектом, даже если ты за него не получаешь ни копейки или получаешь немного (дело не в этом), ты кредитуешь, вкладываешь только в себя.
Ты приходишь к людям, которым говоришь: «Дайте мне кредит доверия!» Это так и звучит, и в прямом, и в материальном смысле.
Вы знаете, я свою первую рекламу снимала за сто долларов, хотя тогда были уже гораздо большие гонорары. И я помню прекрасно свои ощущения: «Мало того, что мне за это деньги платят, так у меня ещё есть возможность это сделать и получить это в свой шоурил!» Ну, тогда не было ещё даже слова «шоурил», но мне важно было получить работу, из-за которой у меня может появиться следующая работа! Это мой входной билет!
Вот и сегодня: большое спасибо, что мне дали этот входной билет. Всё, что мы могли сделать вместе, как-то эту синергию нарастить, – мы сделали. И для меня это огромная ответственность – не подвести компанию, которая на это пошла.
Поэтому ни надо ни в коем случае молодым ребятам думать о том, что им кто-то что-то должен! Никто никому ничего не должен. Это большие риски – и в первую очередь для компании, которая берёт тебя в качестве режиссёра. Они не знают, ни как ты будешь работать, ни какой ты технически профессиональный человек, – а это очень важно, кстати, потому что на съёмочной площадке уже нет времени на то, чтобы подумать, поразмышлять, кино – это всегда очень дорого. Любой дебют, пусть даже очень скромный, это всё равно очень дорого! Это большие риски – и не для меня, а в первую очередь для компании, которая этим занимается. Наши амбиции очень дорого стоят.

Вот здесь я скажу большое спасибо своему опыту жизненному и профессиональному, потому что только в самом начале пути у меня были творческие стенания на съёмочной площадке. А это крайне непрофессионально. Ты оставляешь это всё абсолютно за кадром. От твоей собранности, от твоего стержня зависит всё на этой съёмочной площадке.
Для меня всегда был и есть главный принцип: нет человека на площадке, который на просьбу передвинуть стул говорит: «Постановщики вышли из павильона, я не знаю, кто это сделает». Если ты ближе всех к этому стулу – ты его и двигаешь. Потому что человек, который заходит на съёмочную площадку, становится универсальным. Он может делать всё, это главное. Это очень важно: ни в коем случае не перекладывать ни на кого никакой ответственности. И понимать, что отсутствие чего-либо на съёмочной площадке – это возможность придумать что-то другое и не менее интересное, перевести минусы в плюсы. И если у тебя нет стедикама или технической какой-то базы, ты можешь придумать, как сделать из того, что есть.

В нашем фильме у нас огромное количество крупных планов, мы концентрировались на актёрах, мы придумывали, мы понимали, что можем себе позволить, а чего не можем. У нас потрясающая была поддержка в лице нашего оператора Константина Эсадзе; он бывший регбист, и мы его называли Человек – каменная рука: он снял практически половину фильма с рук! Он действительно уникальный человек-стедикам, который умеет делать это потрясающе. У нас замечательный художник-постановщик, который из ничего, в прямом смысле из говна и палок придумывал что-то. У нас замечательная художница по костюмам, которая тоже могла придумать одним нюансом образ человека! И я во всём этом принимала участие, что для меня самое важное. Ты не можешь сказать: «Костюмерный цех, принесите!» – ты их направляешь, ты им помогаешь, твоя вовлечённость в процесс должна быть настолько максимальной, чтобы ни у кого не возникало вопросов, почему так. И это очень-очень-очень важно!
Для меня важно быть в тайминге, для меня важно прийти на съёмочную площадку с раскадровкой. Что-то я меняю, безусловно: когда ты оказываешься на площадке и понимаешь, что то, что придумала заранее, не работает, ты переделываешь, делаешь по-другому. Но ты должен быть готов, у тебя должны быть пути отхода! Вы знаете, я с четырёх лет занималась музыкой. Там есть такое понятие: затакт. Когда ты играешь с листа, ты всегда смотришь на такт вперёд – для того, чтобы сыграть дальше. И вот это понятие – ты смотришь на такт вперёд – работает и в любой другой профессии тоже. Ты рассчитываешь вариант A, вариант B и вариант C. Ты должен быть максимально подготовлен к съёмочному периоду, поэтому лучше подольше посидеть в подготовительном и максимально просмотреть все варианты отхода, все варианты, которые у тебя есть, обрастая неким мясом, мышцами уверенности, скажем так, после чего только войти уже в съёмочный период.

А вот это была долгая работа, скажу честно. Сценарий претерпел достаточно серьёзные изменения. Было много драфтов – не скажу точно сколько, но много. Какие-то вещи уходили сценами, какие-то диалоги правились, закадрового голоса изначально не было. Сперва было больше литературы, это был литературный сценарий, а не режиссёрский.
Вот это и есть работа продюсера со сценаристом и с режиссёром: она меня направляла, тут нет никаких сомнений. Я сопротивлялась, я спорила, ругалась, не разговаривала, обижалась!.. Мне казалось, что абсолютно всё, что я говорю, так и должно быть, но она как-то путём подкупа и шантажа достигла результата, который устроил её… И устроил меня в результате! Не то что бы я выходила на съёмочный период со сценарием, который меня не устраивает; нет, меня тоже устроил этот сценарий, безусловно. Мало того! Мы снимали – и в результате съёмок получили уже другую историю, а в результате монтажа – получили третью! И вот это самое интересное.

Я сама и предложила. Для меня важны были те литературные ремарки, которые были в самом первом сценарии, и мне очень хотелось это туда переложить. Я для себя придумала такой жанр – сказочный реализм, мне кажется, что он абсолютно здесь работает, и именно в этом жанре мы можем воспользоваться закадровым голосом. Для меня было важно произнести какие-то слова за кадром, которые давали бы, скажем, даже не оценку, а такой настрой, такую тональность фильма, которая была мне нужна.

Ну, закадровый голос даёт ещё отсылку к фильму, не знаю, «Берегись автомобиля»… Но безусловно! «Амели» – один из самых моих любимых фильмов. Так же, как я очень люблю Годара, как я очень люблю Питера Гринуэя, который в своё время вручал мне Гран-При на фестивале «Арт-фильм»… Может быть. Но мне очень приятно, что возникают такие ассоциации. Скажем так, для меня это большой комплимент.

Мне очень нравится творчество Ани Меликян, но таких мыслей у меня не возникало никогда, потому что мне кажется, что мы всё-таки очень разные. И если вы посмотрите моё студенческое кино… Вот мой мастер, который был на премьере, Игорь Клебанов, очень чётко уловил именно то, что было в моей первой же курсовой работе. То есть те, кто знает меня неплохо, могут точно сказать, что этот фильм – это я. Это есть во всех моих фильмах – и в «Правилах пользования аттракционом», и в «Контрадансе», даже в моих рекламах. Это мой почерк. Я человек, который занимается графикой, для меня визуал – и графика, и музыка, – это всё имеет значение. Я достаточно давно стартовала, чтобы сейчас сказать, что это мой почерк.

Это была картина, которая называлась «Правила пользования аттракционом». Это моя студенческая работа, 1992 год. И был такой фестиваль в Cловакии «Арт-фильм», председателем жюри был Питер Гринуэй. И я получила Гран-При. Это было целых две тысячи долларов, для меня вообще непостижимые деньги на тот период времени.
Это был такой своеобразный жанр, микс документального и игрового кино. Мои игровые персонажи жили в документальной реальности, а главными героями был человек по имени Гранит, жену которого звали Музой и который начал писать стихи, и художница Лена Языкова, которая делала кукол. Это был достаточно, скажем так, экспериментальный фильм.
И я помню, что Питер Гринуэй расписался потом ещё в моей зачётке, написал мне «пятёрку». И я приехала во ВГИК, а там у нас стояла доска, на которой были все объявления, и висело большое-большое объявление: «Поздравляем студентку второго (или третьего) курса с Гран-При фестиваля такого-то!». А ниже висела маленькая такая бумажка, на которой было написано: «Отчисляем студентку такого-то курса за несданную гражданскую оборону»…
И вот так складывалось. Я получила очень много призов со своими студенческими фильмами и могу вам честно сказать, по истечении стольких лет, что я тогда блестяще стартовала. Но случились 90-е годы, и максимум, куда я могла стартовать, – это в рекламу. Куда я доблестно и прекрасно стартовала: сделала очень много рекламных роликов, победила на очень многих фестивалях и замечательно там себя чувствовала – до поры до времени. А потом стало понятно, что совмещать это невозможно, и я просто всё оставила, всё бросила, всё начала заново. Несмотря ни на какие материальные преференции, которые были связаны с рекламой и клипами, всё начала с нуля, включая зарабатывание денег.

Я вообще очень люблю подробности. Я человек подробностей, из подробностей состоит всё. У меня в этом отношении один из моих самых любимых кадров – это кадр, на котором у маленькой девочки рваный носочек на босоножках – и высовывается первый пальчик. Вот такие подробности мне очень важны. Или есть кадр, где сидит наша героиня, а у неё – и это только мне видно! – обогреватель с правой стороны, который греет её ноги. А слева лежат туфли, сменная обувь. А никто, может, этого и не заметит. Или такие нюансы, как бабушкино полотенце, как запах конфет, конечно, – это мои детские воспоминания.
Так же, как история с прикладыванием ладони к лицу. Моя сестра с детства имела очень плохое зрение, при этом в результате стала профессором Московской консерватории, замечательной пианисткой, но вот зрение у неё было с малых лет +12. И она всё детство носила от косоглазия вот этот пластырь на очках. А я, будучи младшей сестрой (у нас полтора года разницы), была её глазами: мы вместе переходили дорогу, я всегда следила за тем, чтобы она посмотрела налево, а потом направо. И мне было всегда интересно, как она видит этим одним глазом, я всё время пыталась смотреть на мир так, как смотрит она. Вот это наблюдение моё из детства, которое я очень хорошо помню.
Так и рождалось: наблюдения, воспоминания, мои ощущения – и то, что я вообще люблю всё рассматривать.

К сожалению, я не такой сценарист, я никогда ничего не записываю. Я всё это хорошо помню. Я вообще неплохой рассказчик, поэтому достаточно часто в компаниях выступаю тамадой, рассказчицей и вообще клоунессой. Ну, так сложилось в жизни, это моя такая особенность, я такой персонаж, который всегда что-то любит рассказывать. И, наверное, благодаря этому я всегда это помню – потому что периодически об этом рассказываю. Не всё, конечно, что вы видели в фильме, а гораздо больше.

Наверное, да. Возникают нужные ассоциации в тот момент, когда на это обращаешь внимание. Я вообще фантазёрка по жизни. Я помню, как в детстве… Ну, как в детстве, мне было лет 12, наверное… Я помню, что я стояла на балконе нашей квартиры, и какая-то была перекладина сверху (тогда было модно делать навесные крыши над балконами), и я стояла около этой перекладины, прикладывала туда палку и представляла, что летаю! И я даже могу чётко показать этот свой путь, который я пролетала на том балконе. Почему – не смогу ответить на этот вопрос, я, в принципе, нормальный человек, но периодически меня это развлекает.
Когда я ходила в музыкальную школу, а я ходила туда одна, то представляла себе, чтобы не было страшно (все тогда говорили, что под каждым кустом стоит по маньяку), что участвую в какой-то операции и мне надо пробежать от одной берёзы к другой, да так, чтобы меня не заметили. И я себе каждый раз придумывала новую историю, чтобы пройти эти двадцать минут. Меня это развлекало – и отвлекало! Наверное, в мире, где у нас сейчас очень много психологов и исследователей человеческих душ, на меня навесили бы какой-нибудь диагноз, но мне кажется, что каждый ребёнок и каждый взрослый иногда это делает. Или когда меня в детстве водили в консерваторию на концерты – мне было иногда скучно и грустно, и я сидела и пересчитывала все портреты классиков, загадывала какие-то желания, пересчитывала на органе трубы… Это же интересно!

Это тоже мой опыт. В начале 90-х всё, что касалось рекламы, – это была новая сфера. Там было огромное количество профессий, ранее нам неведомых – таких, как дублёрша рук. Люди, которые отвечают за поводки у собак; люди, которые отвечают за ту еду, которая стоит в кадре, – фуд-стилисты, фуд-дизайнеры; люди, которые занимались всем чем угодно – пузырьками от каких-то препаратов, пеной у пива и так далее!.. Это был кладезь новых профессий! А тогда не было никаких институтов рекламы, не существовало ничего подобного, поэтому эти люди, эти специалисты, рождались прямо на наших глазах.
Вообще, для меня 90-е годы, хотя сейчас и принято считать, что это было какое-то дурное время, для меня это было потрясающее время, потому что каждый следующий день был лучше предыдущего. Это было время надежд, и казалось: вот-вот, вот оно будет, завтра будет что-то такое!.. И вот появилось это, а потом появилось вот то, в одну секунду нас заполонили какие-то новые словечки, не знаю: «тендер», «блендер»!.. Это было всё в новинку и это было очень интересно. Поэтому, конечно, я написала историю, которую я неплохо знала. Я написала то, о чём знаю.

...И не пользовались смайликом для обозначения эмоций. Наверное, да. Хотя я не знаю, это наше прошлое или наше будущее. Сейчас такое время, когда и не поймёшь. Может, это наше будущее.

И ещё то, что расплачивались долларами.

Вы заметили!.. Он случайно проехал, я вам честно скажу.

Нет-нет, ни в коем случае! Мне хотелось, чтобы это была вневременная история. Но всё же это ещё история, не связанная с социальными сетями. Потому что сейчас, в последние пятнадцать лет, мы уже чётко привязаны к зависимости от телефона. Там её пока нет.
Но не знаю, она может произойти и завтра, когда нас всех лишат интернета, вполне возможно. В эту же секунду мы опять начнём встречаться в центре зала в метро и звонить друг другу по домашним номерам, которых сейчас даже уже и не помним. Кто его знает, что будет.

Поэтому я и назвала эту историю «сказочный реализм». Реализм здесь имеет значение. Я могу вам сказать, что сказки Андерсона – это, пожалуй, самое страшные сказки, которые я когда-либо читала. История про девочку без ног, или про девочку со спичками, или про девочку, которая ходит – и у неё ощущения, что её кинжалами режут, «Русалочка» – это очень страшные сказки! Просто очень страшные. Сказки про жертвенность… Датские сказки – они мои были любимые, там всегда начиналось всё с того, что она вышла замуж за богатого и очень жадного человека, и он взял её в жены, потому что она питалась воздухом и была очень выгодна в качестве жены, так как не тратила продуктов… Да если взять любые сказки народов мира, то это очень часто история абьюза! Это действительно так.
Но когда ты читаешь сказку, это воспринимается как сказка. А история про обожжённые руки и мужа-террориста такого, который женился на ней потому, что она ему удобна, – это, в принципе, и есть жизнь, это жизненная история. На сегодняшний день очень многие выходят замуж потому, что им кажется, что они должны выйти замуж, что это нормально, так положено. Ты должна выйти замуж, родить ребёнка. И все эти народные как бы фразы «Бьёт – значит любит», «Пусть лучше такой, но свой»…
Но проблема же не в любви. Проблема в том, что у нас героиня, которая априори всех любит. Она априори с открытой душой, с открытым сердцем. А люди, которые её окружают, у них, как я это называю, вот такой максимум. Поверьте мне, Виталик – он на максимуме, он её любит. Но вот такая у него любовь. Он воспитывался в такой семье, где не принято говорить о чувствах, где не принято говорить о любви, где не приняты нежности. И самое страшное – это его максимум. А его максимум такой, как у других – минимум. Поэтому, когда встречаются люди с разными амплитудами, вот этого максимума и минимума, и происходят трагедии.

Мне говорят: «Почему она от него не уходит?..» Ей так его жалко. Ей так неловко, что он такой, за его поведение!.. Иногда, когда ты свидетель чьей-то мерзости, тебе становится неловко от того, что, во-первых, тебя не любят, что ты свидетель этого, а «любой свидетель должен быть уничтожен»… А во-вторых, ты испытываешь чувство неловкости за то, что ты своим видом напоминаешь ему о его низменных каких-то качествах… Но поверьте мне, он на максимуме, он её любит, он за неё переживает! Он считает, что действительно её осчастливил, считает себя достойным мужчиной, у которого есть достойная мечта купить машину и зарабатывать на ней денег. Он считает себя героем, считает себя мачо, а она – такая серая мышка для него. Странная, конечно, но вполне себе живая – и не перечит.
А она благодарна ему. Мы говорим об этом с первой же фразы: она благодарна ему за то, что он женился на ней! Я знаю огромное количество семей, которые существуют из чувства благодарности – просто за то, что он женился на ней. Есть очень древняя фраза Омара Хайяма: «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало», – но её мало кто применяет к себе, очень много людей поступают ровно наоборот. Все боятся одиночества! Все наши герои очень одиноки. И она в первую очередь боится одиночества. И он боится одиночества. Это история про очень одиноких людей. Там нет никого, кто был бы не одинок. И Гарик одинок, и она одинока, и Виталик одинок, и Наргиз одинока, которая живёт без своей семьи, думая, что её основная жизнь – где-то там, далеко, в другом месте, она откладывает её на потом, но основную жизнь она проживает на самом деле не потом, а сейчас…

Ну да, могут быть у него недостатки… Врать не буду, у меня тоже есть парочка книг несданных из библиотеки. Но я заплатила за них штраф!

Мне сложно ответить на этот вопрос. Я могу сказать только одно: любая работа должна быть сделана в любви, а не в ненависти. Любовь к материалу, над которым ты работаешь, любовь ко всей съёмочной группе, ко всем зрителям, которые будут потом фильм смотреть, – только это может стать стимулом для того, чтобы сделать нечто, за что тебе не будет стыдно.
И ещё могу повторить самое главное: должны быть пути отхода. Надо всё продумывать до мелочей. Это очень важно. Надо заранее понимать весь процесс, надо свой режиссёрский сценарий, который ты хочешь увидеть, смонтировать в голове ещё до съёмочного периода. Это очень важно. В нашем фильме правда очень мало случайностей. Всё, что вы видели, – всё это было продумано.

Мы выиграли питчинг. И у нас будет поддержка индийского сопродюсера – это такая географически интересная история, потому что часть будет сниматься в Ханты-Мансийске, часть в Москве, часть в Индии. Такая планируется межгосударственная история, но при этом очень российская, очень понятная мне. Сейчас мы работаем над кастингом, надеюсь, что следующей осенью-зимой состоятся съёмки. Сейчас вот самый-самый тяжёлый момент работы – над подготовкой. Чем подробнее и чем глубже мы сделаем подготовку, тем больше шансов, что мы сможем осуществить что-нибудь хорошее. Поэтому сейчас у нас самый сложный период: мы начали вышивать. Мы начали вышивать – и делаем холст для нашей работы. Мы накладываем грунт для того, чтобы потом нанести на него краски.