Данила Козловский про «Тренера»: «Хочется выйти из привычного формата»

Да как-то довольно быстро. Долго он не ломался.

Ему понравился сценарий, ему понравился проект, и он подумал, что это было бы полезно во всех смыслах.

Ну, всегда можно лучше, но не так он сильно меня разочаровал, как мог бы. В целом, да.

Работать с дебютантом всегда интересно, потому что это какая-то особая энергия, которая возможна только один раз, и какая-то особая химия. И мне было интересно наблюдать за ней у этого режиссёра. Несмотря на некий, может быть, сумбур, и на некий свойственный кинопроцессу организованный хаос, это был небезынтересный опыт.

Знаешь, честно скажу, я не анализировал. Не анализировал ни тогда, ни сейчас. То, что это, безусловно, был синтез – да. Времени на переключение, его просто физически не было. Тебе нужно было за 50 съёмочных дней снять то, что обычно снимают за 80. У нас у второго режиссёра программа была, «Movie Magic», по-моему, называется, в которую, если закладываешь всю информацию о проекте, сценарий, она автоматически тебе выдаёт свой некий прогноз. И она выдала 81 съёмочный день. У нас было 50. Во-первых, кино большое, дорогое, и мы были, скажем так, осторожны в бюджете. Во-вторых, мы подумали, что сможем сделать эту картину нагло, дерзко, быстро, с режиссёром-дебютантом. Почему бы и нет? И времени на вот эти быстрые переключения, его просто не было. Да и, наверное, это не требовалось. Я четко понимал, что должен в эту конкретную минуту делать, точно понимал, что мне надо от этой сцены, от артистов, от съёмочной группы, и когда есть это понимание, то это всё становится только интересно. Где бы ни происходили съёмки, если ты понимаешь точно, что ты хочешь, всё становится понятным и, в общем, в радость. Если ты не понимаешь, что ты хочешь, какие бы ни были комфортные условия при этом, это будет пыткой для тебя.

Я понял, какая дисциплина требуется от актёра, режиссёра и продюсера во время съёмочного периода. Это я точно понял. Сказать, что сильно вопрос дисциплины отличается от того, когда я просто был актёром, – я так не могу сказать. Я и до этого понимал, что ты не имеешь права приходить на высокотехнологичный процесс, в котором участвуют больше ста человек, который стоит несколько миллионов рублей и выше в день, с невыученным текстом, с опухшей мордой, прошу прощения, с перегаром изо рта и так далее. Ты должен быть не то что в форме, а должен давать свой стопроцентный результат, потому что это то, что фиксируется навсегда. На всю жизнь. Это то, что называла Фаина Георгиевна Раневская «плевок в вечность». Это всё не просто так. Поэтому это я понимал до съёмочного периода кинокартины «Тренер». А когда ты одновременно уже режиссёр, ты понимаешь: помимо того, что ты должен сыграть так и никаким другим образом эту сцену, ты должен ещё и снять её. И иметь нужное количество материала для того, чтобы иметь на монтажном столе опции. Ты должен работать с актёрами так, чтобы они точно понимали, что ты хочешь, и донесли это. При этом создать им комфортные условия, потому что ты сам актёр и понимаешь, как важно подойти сказать этому типу актёров вот так, этому человеку вот так, кому нужно говорить прямо, кому нужно говорить более осторожно и так далее. Потому что химия, которая возникает на съёмочной площадке, она зависит от всего. Почему так важен водитель на съёмочной площадке? Потому что с него начинается день. Если ты садишься в грязную, вонючую машину, а водитель хам, то ты с этим настроением приезжаешь на съёмочную площадку, и дальше это может принести неприятные последствия. То есть, каждый человек важен на каждом этапе этой пирамиды.

Я уже понимаю.

Я сейчас, если всё будет в порядке, буквально через несколько месяцев, начну съёмки своей новой картины в Нью-Йорке и в России. Действие происходит на двух континентах. И у меня в разработке есть ещё два сценария, которые для меня очень интересны. Как мне кажется, это яркие, нужные и интересные истории, поэтому есть чем заниматься.

Дело не в плену, дело даже, наверное, не в ипостасях и не в тех примерах, которые ты назвал, о которых ты сказал. Дело скорее в том, что это – моя внутренняя потребность. Мне интересно, мне хочется развиваться, мне не хочется цементироваться каком-то привычном «а, ну с ним понятно, он у нас актёр, он у нас играет приблизительно такие роли, и мы будем ему это предлагать». С этим связаны мои постоянные какие-то метания. Во-первых, потому что мне это интересно, действительно. Так было в случае с моим музыкальным проектом «Большая мечта обыкновенного человека». Мне было интересно спеть эти песни и рассказать об этом времени. И мне хотелось себя как-то растормошить, обнаружить в себе какое-то новое качество. Так мне было интересно, когда я начал продюсировать свои первые фильмы. Так было со «Статус: Свободен». Мне было интересно попробовать и выйти из какого-то привычного формата, в который и ты сам, и другие пытаются тебя аккуратно уложить, как это происходит всегда и со всеми. Когда мне было интересно сочинить, придумать с кем-то историю и рассказать её, что называется, с самого начала. И, разумеется, в случае с «Тренером» мне интересно, потому что, во-первых, я понял, что эту историю я хочу сам снять, хотя изначально я не собирался. Это должен был быть мой исключительно продюсерский проект. Я должен был сыграть там главную роль, но при этом найти режиссёра, который с моей точки зрения мог бы с этим справиться. Потом артист Козловский поговорил с пока еще не понимающим, что он может стать режиссёром, Козловским, и я понял, что хочу эту историю снять сам. Потому что я точно знаю, как я хочу её рассказать. Это тоже попытка некоего следующего шага. Попытка вполне внятного развития для меня, я ещё раз говорю, принципиальна, потому что утрамбовываться и каменеть в каком-то привычном для себя амплуа мне неинтересно. Я этого не буду делать.

Сдерживало в чём?

В этом смысле ничего не сдерживало. Были объективные реалии. Допустим, мы можем себе позволить это или не можем себе позволить это.

Конечно. Денег действительно всегда не хватает, на любом проекте, потому что кинопроцесс – это очень дорогое производство, дорогое дело. Мы просто садились и понимали: у нас есть такая задача, нам нужно построить такой пятиэтажный или десятиэтажный дворец. И дальше начинается: «У нас есть это? Нет. А давайте мы попробуем придумать это?» У нас нет возможности поставить, не знаю, на двадцать смен «Spidercam», потому что установка стоит больше миллиона и так далее. Мы не можем себе это позволить. Хорошо, сколько мы можем позволить? Мы можем позволить себе десять смен. Хорошо, десять смен, замечательно. А если мы договоримся с местным, поставим камеру, поставим такую вот обличенную линзу, привезём целый пакет оптики из Лос-Анджелеса, и так далее, и так далее? И дальше ты начинаешь всё это придумывать, творить и находить из этого выход. Всегда, в любой ситуации, есть выход в кино. Всегда, любое решение. Это как в том анекдоте: «Может, камеру просто повернуть на…» Приблизительно то же самое.

Это очень красивый вопрос. Я, честно говоря, не думал в такой, скажем, большой перспективе. Во-первых, я из тех, кто большое российское кино любит, и из тех (и нас не так мало уже), кто видит, что оно развивается огромными шагами. Оно становится лучше. И я всё чаще и чаще слышу отличные, очень понятные, добрые, конструктивные, внятные слова, внятную критику. Говоря о моём споре с российским кино – какой тут может быть спор? Он может быть глубоко местечковый и субъективный. «Мне кажется, что эту историю можно рассказать вот так вот и снимать можно не так вот, а вот так, и я вот хочу предложить…» Или, скажем: «В маркетинге можно действовать вот так, а можно действовать так вот». Но это глубоко личное, индивидуальное, потому что у нас уже не так мало примеров абсолютно разных фильмов, снятых абсолютно разным способом, образом, стилевым решением, абсолютно разными маркетинговыми кампаниями, с разными командами, которые имеют успех в той или иной степени. Поэтому это опять-таки какое-то твоё местечковое, внутреннее. Но я буду очень рад и очень горд, если это кино действительно станет продолжением и каким-то шагом в развитии нашей индустрии. Я не буду этого скрывать и кокетничать. Конечно, это будет очень лестно и приятно. Значит, что-то мы делаем правильно.

Этот вопрос надо было задать в начале, потому что, если я сейчас начну говорить об этих людях… У меня сразу начинает дрожать голос, естественно, потому что это лучшие люди, с которыми я работал. Это потрясающая команда молодых артистов. И опытных, и чуть более старших. Это невероятные гиганты и просто какие-то фантастические люди, такие как Владимир Адольфович Ильин. Сейчас начинаю сразу путаться, про кого рассказывать. Андрей Смоляков. Это молодые артисты – Ира Горбачёва, и совсем молодые – Виталий Андреев. Чему они научили меня? Да всему они меня научили. Умению слушать, умению прислушиваться. Ты это перечислил, на самом деле, очень точно. Умению где-то уступать, умению где-то быть хитрым и взять что-то. Умению не настаивать на своём, а вдруг отойти, посмотреть и понять: «А действительно, это лучше». Умению укрощать своё в какой-то степени эго. Работал с потрясающим актёром Вержбицким, который сыграет мэра. У нас было несколько и разговоров, и репетиций, в которых я какие-то вещи, которые для меня, безусловно, были понятны, как мне казалось, я открывал по-новому. Но одновременно с этим я им невероятно преданно благодарен за то, что они все поверили. Они все прислушивались. Они все хотели и помочь, и вместе с этим рассказать со мной эту историю. То есть, это действительно был какой-то акт соавторства и какого-то понимания. Я, наверное, очень скучно сейчас звучу, потому что надо сказать что-нибудь такое: «С тем было сложно, с тем было непросто…» Но у меня какой-то невероятно положительный, счастливый опыт общения с этой командой актёров. Я считаю, что у меня невероятный ансамбль, и это их заслуга. Вообще, если говорить о партнёрах, это опять-таки не в качестве протокола, если бы мне сказали «охарактеризуй отношения одним словом», этим словом было бы «доверие». Настоящее доверие. Как со стороны моих партнёров в лице Пети Анурова, Леонида Эмильевича Верещагина, Антона Андреевича Златопольского, сопродюсеров картины, так и в отношении художников: Серёжи Агина, который делал «Движение вверх» и «Викинг», и Вари Авдюшко, которая делала вообще голливудские проекты, фильмы Тимура Бекмамбетова… Лера Никулина – одна из лучших художников-гримёров. Это действительно доверие. Вот они верили. Они говорят: «Чувствуй, как подсказывает сердце. Слушай, а делай, как подсказывает сердце». Такое ты, наверное, не часто услышишь. Люди просто поверили, что может получиться.