Андрей Смоляков про «Тренера»: «Все слагаемые говорили – это большое кино»

Я удивился твоему определению этого… Нет, мне кажется, что авантюрой это совсем не выглядело. Думаю, изначально это и не было авантюрой. Авантюрным здесь может быть то, что Данила выступил и продюсером, и сценаристом, и актёром, и режиссёром. Но это так только может казаться. В процессе работы я с ужасом понимал, что он во всём этом, в каждой практически ипостаси дошёл до обнаружения реального профессионализма.

Это удивительно. Он на уровне блокбастера!

Знаешь, когда даже я пришёл на примерки костюмов, оказался на студии и в кабинете у Данилы, уже тогда было понятно, что это не артхаус никакой…

Уровень притязаний был уже на стенах развешан. Так что изначально не было такой мысли ни у кого. И потом, правильно, если начинать, то начинать с такой темы… Есть же про футбол киноленты, о других видах спорта, психологических вещах, переживаниях актёров до, во время и после активных занятий спортом. Все слагаемые говорили о том, что это должно быть большое кино, и, что мне очень понравилось, сама история, подход к раскрытию этой темы (не люблю терминологию типа «кино о спорте, баскетболе, футболе, теннисе»). Подход был изначально верный, с психологическими нюансировками, возможностями показа этого (футбольного) действа изнутри и снаружи. Это очень объёмная история, которую можно рассматривать как сферу. Так что это было обречено на большой экран.

Хочется сразу сказать: Данила – очень одарённый человек. Он замечательный артист, плюс ко всему, природа ему такую внешность дала и голос – он же ещё поёт! Я всё жду, когда он затанцует… в «Большом»! Он очень одарённый человек. Он работает в замечательном театре, с замечательным режиссёром, одним из лучших режиссёров нашей страны, нашей земли. Я думаю, что работая и даже не задумываясь, будешь ли ты когда-нибудь режиссёром или нет, но работая рядом с Додиным на площадке, ты так или иначе будешь впитывать в себя какие-то азы профессии, вкус и прочее. Додин – это сама по себе огромная школа. Данила – от природы одарённый человек, обладающий слухом и хорошим зрением – всё это впитал. Поэтому у него есть умение работать с разными людьми. На площадке я не чувствовал, что я пришёл, отработал…

Мне он несколько вещей таких точненьких подсказал, и я был рад, что он мне их подсказал, потому что мне самому они в голову не приходили. Но они как раз давали какой-то новый импульс для большего увеличения роли и смысла моего персонажа. У меня был режиссёр на площадке вполне нормальный. Единственное, конечно, я сказал ему: «Даня, у тебя, наверное, мечта – играешь и тут же сам смотришь на мониторе, как ты играешь. Но она не осуществима!».

Я тебе так скажу. У нас один общий художник – Александр Давидович Боровский. И в том театре, и в другом. Для начала я должен сказать, что с Даней мы познакомились давно-давно ещё, задолго до этой картины – на проекте «Викинг». Однажды мы с ним провели часов четырнадцать, наверное, вдвоём. Исключительно вдвоём, когда снимали наши пробы, например. Поэтому к моменту съёмок «Тренера» не нужно было друг к другу пристраиваться. Что касается столкновения школ, направлений и прочего… Сейчас нескромно скажу. Нет, скажу скромно: если люди способные, то они всегда найдут ту платформу, на которой они будут со своими способностями, хорошо ими распоряжаясь, очень удобно, обоюдно творчески существовать.

Вообще, это немножечко от лукавого вопросы! В чём разница в профессии актёра на площадке и сценической площадке? А как вот это столкновение школ? Никакого столкновения школ! Либо ты цепляешь партнёра, либо нет. Либо он тебя цепляет, либо нет. Всё! Тема попадает в тебя и партнёра, тогда вы существуете в унисон и вам есть про что говорить. У нас был замечательный момент с Данькой… Ой, с Данилой! Как это я… (улыбается) У нас был замечательный разговор до съёмок в тот день, когда я был у него в кабинете. Мы с ним об отцах говорили. Не буду уточнять о чём. Но после этого диалога на площадке нам можно было не разговаривать. Тема была установлена, зачем этот персонаж в этой истории присутствует, болевые точки были найдены. Хорошая вещь – предварительные разговоры. Такое крайне редко случается в последние годы в кино. Я имею в виду, даже весь подготовительный период. Поэтому, когда говорят про «столкновение школ»… Как это может быть? Я никогда не забуду комплимент от Владимира Самойлова, замечательного нашего актёра, на съёмках фильма «Дубровский», когда я пел песню. У нас была сцена с дядей Володей. Такая мизансцена – лоб в лоб. Был общий план. Он мне говорит: «Андрюха, ну, ты заводной у меня!». Я говорю: «А что?». Он отвечает: «Молодчина!». Мне было очень приятно, потому что понимал: замечательный артист, дядька, мужик, делает мне такой комплимент человеческий и профессиональный.

Мы, советский народ… (смеётся) Я нормально, я в футболе. Я не фанатеющий, бегущий на стадионы, но я смотрящий, да. Правда, больше премьер-лига, Ла Лига, нежели наша.

Глупо.

Это хороший, сложный вопрос, на самом деле.

Как говорят, начни с себя, глядишь, до истины доберёшься. Я раньше – мальчишкой – был болельщиком. Я болел за одну команду. Шло время, мы с мамой ездили на стадионы смотреть игры. Я болел за эту команду, я болел за этих ребят.

Не буду!

Дальше наступают новые времена, и я начинаю теряться, потому что игрок из этой команды перешёл в другую, тут пригласили ещё какого-то. Для меня распалась какая-то связь между мною и командами. Для меня команда была некоей константой – Сидоров, Петров и Иванов. Когда начались эти переходы и приглашения… Я понимаю, там, за рубежом, так было всегда, и это нормально воспринималось: есть понятие чести клуба и прочее. Если ты меня сейчас спросишь, за кого я болею, я тебе скажу, что болею по персоналиям. Нравится мне Фёдор Смолов. И не потому, что у нас с ним фамилии похожи! Нравится мне этот парень! Я болею за «Краснодар» сейчас! (улыбается) Так сказать, сопереживаю этому клубу. Мне кажется, что здесь эта общая фанатская штука изнутри разъедает и расшатывает. Я помню фамилии Промес, Вагнер Лав. Вроде бы они за нас играют, мы их любим, но потом они играют за другую команду и, вроде, мы их не должны любить. Уже эта вода потихоньку камень точит, уже момент доверия, близости начинает уходить. Потом момент вседозволенности, пришедший к нам с большим опозданием. В Англии они извалялись, решили образумиться, и сейчас это уже по-другому существует. Мы им, условно говоря, дерзим, они – нам. Люди не привыкли существовать в таком диалоге, не умнеют, может быть, культуры не хватает – как и с той, так и с другой стороны. Всё это и делает стеночку. Кстати, и к кино это тоже относится.

Понимаешь, то же самое. Вот он, любимец, промахнулся, и он уже…

Списан. И чиновниками от спорта, и фанатами, и прочими. Я помню, Баджо пенальти не забил, итальянцы его проклинали, но не затёрли же, не вытеснили, не вкатали в траву.

Пожурили, да: «Что бы тебе ни говорили, делать так лучше не надо». Но тем не менее, сейчас он замечательно руководит «Реалом».

Мне кажется, в этой безоглядности, отсутствии активного желания понравится и быть любимым. Самому автору, художнику, предприятию, которое делает этот продукт, нужно осознавать своё достоинство. Оно в себя включает профессионализм, знание ремесла, в хорошем смысле бесстыдство.