Интервью «Фильм Про». Алексей Мизгирёв: «Не важно, насколько ты силён, пистолет всех уравнивает»

Ну, это оригинальная история, в ней нет никакого литературного первоисточника, это не экранизация, не байопик, она не имеет под собой конкретную литературную основу. Хотя внутри неё есть подсюжеты, связанные с какими-то легендами и мифами о дуэлях XIX века. И фамилии не выдуманные - я вообще не люблю придумывать фамилии, для меня это какой-то мучительный, неприятный процесс. Поэтому очень часто у меня персонажи вообще без имён и фамилий - дворник, милиционер, капитан… Здесь есть фамилии, и это фамилии из того времени, но не конкретные люди. Если говорить о каком-то толчке, то это всегда какая-то вещь иррациональная. Не хочется заниматься эзотерикой, это всегда смешно выглядит. Но какой-то был толчок в тот момент, когда я читал дуэльный кодекс. Там очень много пунктов, он довольно подробный, хотя был напечатан или как-то распространён у нас в стране после 1910 года, когда уже никаких дуэлей-то и не было. Это мне очень понравилось, потому что получалось, что всё время говорили про некий кодекс, про некие правила поведения, но не было этого зафиксировано нигде. У нас это всё было в понятиях. Держатели понятий. Ну, вот я взял этот кодекс 1910 года, и там прочитал про возможность замены одного на другого во время дуэли. То есть того, кто не был впрямую оскорблён. Он может встать и защитить того, кто был оскорблён. Там были специфические моменты - родственники, женщины, инвалиды, ещё что-то. Мне это очень понравилось, и я подумал о том, что вот, это же в общем-то и сюжет. Человек, встаёт на замену других людей. Возможно, ему кто-то за это платит. Или, возможно, у него есть какой-то личный интерес. Сразу разворачивается сюжет: зачем он это делает? По сути, он киллер, но киллер, который стреляет не исподтишка, не в подъезде тёмном, а делает это, стоя на линии огня - его же могут и убить. Как-то всё это начало складываться, и в итоге получился такой текст.

Я довольно много читал, благо сейчас огромное количество информации выложено в Сети, есть масса книг, связанных с предметным миром, а не только с дуэлями. Есть там несколько книг о дуэлях. Я помню, мы приобретали какие-то каталоги из собрания дагеротипов Эрмитажа для того, чтобы мир для себя визуализировать. Но потом, когда я и художник погрузились во всё это, мы поняли, что теперь это можно немного отодвинуть и начать придумывать некое пространство, которое корнями уходит в то, что есть на самом деле, но которое могло бы быть, если бы у строительства каких-то мостов в Питере было чуть больше бюджета, например. Я искал время действия. Не пушкинское время, и не вторая половина XIX века, когда уже начались народовольцы, политические процессы, когда уже началась борьба с императором. И вот выскочило начало 60-х годов, конкретно 1860 год. Ещё Александр II не подписал свой указ, но уже был императором, уже прошёл некий технический прорыв. За счёт Англии стали появляться какие-то гаджеты того времени. И оружие стало меняться, и одежда стала меняться, появились какие-то газовые более совершенные приборы освещения и т.д. Это вот такой слом времени. Вот это какое-то промежуточное состояние, но не пустоты, а начала действия. И оно показалось каким-то правильным и интересным. В какой-то момент у нас начал получаться настоящий стимпанк, и это тоже было бы неожиданно для нашего кино. Но, наверное, это было бы не совсем верно, потому что артисты всё-таки существуют в достаточно ярко-выраженной психологической манере, и чувства с которыми они существуют, достаточно натуральные. И достоверность эмоций в откровенно недостоверном пространстве могли конфликтовать. Здесь нужно было найти правильный баланс, и довольно долго мы этим занимались. Поэтому, отвечая на вопрос про дрожжи, - это всё прорастало из ощущений, в каждом конкретно взятом эпизоде. Например, я не хотел, чтобы дуэли были на пленэре, я как-то с самого начала думал, что у нас не будет дуэли Пушкина на Чёрной речке, что не будет травы, берега, где они будут стоять в белых рубашках, вытянув руки, не будет «Сходитесь!», не будет всего этого, всех этих штампов, которые, как оказалось, - это просто литературный талант очень небольшого количества писателей, описывавших это, и наших кинематографистов, старших товарищей. А на самом деле всё было иначе. Люди жили с другой скоростью, с другим пониманием жизни и смерти, с другим пониманием ценности жизни и смерти, чем принято считать во фразе «Жизнь царю, а честь никому!». Это, наверное, романтическая история, но другая природа романтизма, более подлинная природа романтизма. Романтизм уже воспринимается просто как какой-то рассказ о хороших людях. Вообще романтизм - как мы помним - это рассказ о конфликте человека и мира, тупикового конфликта: человек не может победить этот мир.

Повод для другого оскорбления, встречного.

Ну, это такой огромный культурологический вопрос, и ответы его лежат в плоскости деятельности большевиков, когда весь тот мир был просто сметён, а на его место встал другой мир. И уже у этого мира, который они строили и построили, были другие ценности. И честь - это то, что делало человека человеком. Ведь сейчас успех - мерило оценки твоего существования. Не важно, как ты его достиг, главное, что у тебя есть успех. Он выражается в деньгах или во власти. Но не важно, что ты сделал. Доходит до карикатурных примеров: все эти звёзды реалили-шоу являются ролевыми моделями для огромного количества людей, но то, что они делали - за гранью какой-либо нравственной оценки. Оно, конечно, где-то живёт это понятие чести. Например, когда люди реагируют на спортивные соревнования, и когда они хотят, чтобы они не были унижены. Где-то внутри она отзывает, забытая. Потому что это не привнесённое понятие, оно живёт с человеком, оно с человеком рождается. Просто человек от него отворачивается. Контекст жизни, социальное устройство говорят: ну, это не важно, не думай об этом. Например, к вопросу о фокус-группах - были очень любопытны эти результаты. Аудитория «30+» болезненно воспринимает слово «честь». Болезненно. Для них это вещь, которая не должна быть актуальна. Они не хотят ничего слышать про это, потому что они тщательно забывают об этом, они тщательно прячут её в себе. Аудитория молодая «16+», она с радостью и с готовностью воспринимает эту вещь, потому что для них это ещё актуально. Собственно, в этом и есть ответ на этот вопрос. И вот эти люди - персонажи фильма «Дуэлянт» - они же высоко образованы, они умны, они говорят на разных языках, они разбираются в нотной грамоте, следят за стихосложением и т.д. Но в какой-то момент они берут пистолет и целенаправленно жестоко уничтожают друг друга. Это не какие-то звери, спустившиеся неизвестно откуда. Люди считали, что для того, чтобы оставаться человеком, есть какой-то барьер, куда я не должен пустить. Никто не имеет права трогать во мне меня самого. Как только я почувствовал, что это происходит, значит, меня нет, он хочет лишить меня жизни не физической, а жизни вообще. И это вот такое удвоенное понятие жизни.. Самурайское, не самурайское… Не важно. В каждой культуре оно находило своё отражение. И вот в России - не удивительно, что у нас не было кодекса записанного и напечатанного. Потому что у французов это всё равно был какой-то вид забавы, и у них был кодекс. Но у них дуэли прекратились, когда появилось огнестрельное оружие. У нас только начались. Потому что не имеет значения, умеешь ты фехтовать или нет. Насколько ты силён физически, насколько у тебя длинная рука. Пистолет всех уравнивает. В Российской Империи были довольно экстремистские дуэли, и они были очень популярные. Человек отметал возможность промаха и вставал один на один, и это уже был вопрос случая, и это уже был вопрос глобальной справедливости. Бога, высшего закона. Два пистолета, один заряжается, по жребию… Там же дуэль, кто-то кого-то оскорбил, кто-то кого-то вызвал! Они отвечают за свои слова! Но они впускают в рамки вот этого поединка случай, высшую справедливость. И не имеет значения, как ты физически одарён. Люди жили в таком понимании мира, для них это было актуально. И конечно, это ужасно плодотворная среда для какого-то художественного высказывания, потому что она про эмоции, она про предельные понятия. Про жизнь и смерть… И это всё ещё имеет жанровую упаковку в виде какой-то стрельбы. Удивительно, что эта идея пришла только сейчас, в общем, она из тех, что висели в воздухе.

У меня сомнений не было. Владимир Львович Машков - большой русский артист, через которого идут эмоции, которые я очень хорошо понимаю. Знаете, все мы заложники штампов, все мы заложники предыдущих ролей, контекста личности и так далее. Но я, как режиссёр, и другие режиссёры находимся в счастливой ситуации, мы можем избавиться от этого контекста и не думать о предыдущих ролях, попытаться увидеть в том персонаже, который тобой придуман, конкретного артиста, и соединить эти две энергии. И дело даже не только во внешности, но и в масштабе, собственно, личности. И то, что масштаб личности Машкова и масштаб личности Фёдорова подходит - у меня не было никаких сомнений. У нас вообще довольно мощный кастинг. Начиная с того, что с самого начала начались экономические проблемы. Фильм должен был начать сниматься в ноябре-декабре 2014 года. И понятно, когда ты делаешь картину такого масштаба, ты не можешь ограничиться только местными ресурсами. Те же самые оружие, реквизит, мебель, костюмы, кареты - всё это приходит из евро-зоны, как говорят продюсеры. И соответственно только технически стоимость резко повышается. Но продюсеры на это пошли. И у нас, например, иностранцев играют иностранцы. При том, что это Мартин Вудки, у которого довольно большая роль - большой европейский артист. И очень хороший. Он не даёт мастер-классов в грубом смысле этого слова, но его способ существования на площадке - это «приходи и учись». Как надо себя вести, как нужно быть готовым к роли, что нужно делать между дублями? И Машков, например, не меньшего уровня артист, - собранный, заряженный, готовый. Который придумывает роль, который вместе с тобой готов меняться. Он специально отрастил баки, и гримёр им придал какую-то форму, она была историческая. Потом с чем-то отложились, и он жил полгода с этой внешностью! Потому что не хотел фальши, не хотел приклеенных волосков, которые, глядишь, и где-то повылезали. А это означает сразу фальшь. А зритель этого не прощает. Он не хотел фальши, он хотел достоверности, впрочем, как и Пётр Федоров, который совершил путешествие внутрь себя. Даже не физическое, а экзистенциальное, я бы даже сказал. Он просто пошёл вглубь, для себя решив, что он не будет себе крючки наверх бросать - если что вытянете. И это видно в картине. И Машков такого же уровня артист. У меня сомнений по поводу того, что это люди, готовые быть такими, не было. А ведь они никогда не снимались вместе. Все боялись, видимо, столкнуть их энергии. А им есть, что друг другу сказать, в них есть это мужское начало, они интересный дуэт. Не было бы их, кадры были бы другие, снимали бы по-другому, декорация бы по-другому существовала. Осадчий свет бы иначе ставил. И вот не было бы вот этого ощущения масштаба. Был бы, может быть, механический масштаб, они же дают масштаб эмоций.