«Сплит» - вовсе не имя или прозвище главного героя, не топоним, вообще не имя собственное, а просто не переведенное английское слово. Сплит - значит "разделенный". Герой этой картины, имеющий прототипов и в реальности, но, надо сказать, ушедший от них настолько далеко, что и называть эти прототипы бессмысленно, страдает от диссоциативного расстройства личности: у него даже не раздвоение, а "раздвадцатитрехление" (можно так сказать?)».

Все-таки М. Найт Шьямалан – не тот сценарист и режиссер, который будет делать одномерный триллер о маньяке и жертве. В конце концов, мы каждый раз ждем, как он выкинет свой фирменный трюк с финальным переворачиванием сюжета с ног на голову».

На первый взгляд, “Сплит” кажется фильмом довольно скромным – камерным психотриллером, в котором всё строится на блестящей игре замечательного Джеймса МакЭвоя. Тем не менее, это не совсем так – как и уже, пожалуй, классическая картина М. Найта Шьямалана «Неуязвимый», “Сплит” в последний момент раздвигает границы, чтобы показать, что действие разворачивалось лишь на крохотном кусочке сцены и в общем контексте эта история приобретёт совершенно иное звучание».

В “Сплите” хорошо всё: яркая завязка, переплетение трёх историй, построение композиции каждой сцены, химия между актёрами, сильные, непохожие друг на друга характеры персонажей. Камера, нагнетающая обстановку вырванными предметами, крупными планами, тёмными тонами; логика повествования, нестандартность, внимание к нюансам; отсылки к уже существующим произведениям, неожиданные сюжетные повороты – всё это способно в полной мере захватить зрителя, погрузить в историю Кевина, его проблему, его болезнь, в его “толпу”».

По сути, “Сплит” – бенефис МакЭвоя, который более чем старательно имитирует подростка (его танец под модный молодежный дабстеп вызывает неподдельные мурашки), шикарную аристократку и манерного модельера. Остальные личности Кевина не вызывают большого профессионального интереса у актера (следовательно, у зрителя), да и аудитории показывают от силы 8 (из 24)».

Шьямалан, перезагрузившийся, казалось, окончательно в “Визите”, понемножку выудил из своих предыдущих картин - включая откровенно неудачные - всё, что в дело годится. Из “Знаков” - детерминистский мотив (всё неспроста, мол), из “Дьявола” - собственно, дьявольщину. Один фильм так вообще приквелом сделал. Затем в сто пятидесятый раз пересмотрел и переконспектировал классические триллеры Хичкока. Нашёл нового Энтони Перкинса. Собственные приёмы переосмыслил: медленные повороты камеры, крупные, опять же, планы в изобилии, отражения, камео себя любименького. И всё это вдруг начало работать как надо. Кроме камео, оно опять дурацкое и не к месту».

Шьямалан в первую очередь формалист, а не проповедник, и оригинальные наблюдения за жизнью нужны ему для решения чисто декоративных задач, для травестии сюжетной логики голливудского жанра и актёрского амплуа. МакЭвой, танцующий хардбасс под Бейонсе, гордо вышагивающий в юбке-карандаше или играющий процесс игры (личности, живущие в сознании похитителя, нередко притворяются одна другой),— вот главная прелесть этой сказки о красавице и чудовище, выдающей себя за клаустрофобический триллер».