Рэйф Файнс про фильм «Нуреев. Белый ворон»: «Артист должен отдавать всего себя работе»

Возможно, это произошло, когда я начал работать над проектом. Честно говоря, не могу вспомнить точно. Я начал думать об этой истории двадцать лет назад, тогда у меня не было компьютера… Но когда я уже вплотную приступил к работе, пригласил сценариста, я ежедневно изучал материалы о Нурееве. Как вы знаете, есть много видео его выступлений.

Эта история про силу искусства, которая трогает людей, проникает в них, меняет их, меняет их стиль мышления или тревожит в каком-то смысле. Великое искусство делает это. Оно меняет нас. И артист как некий проводник — через него искусство выражает себя — человек необычный. Понимаете, в исключительных случаях появляются исключительные люди. И я хотел рассказать историю об исключительном артисте, потому что он тронул меня. Думаю, артист должен отдавать всего себя работе, очень немногие так делают, но Нуреев, я считаю, действительно отдавал себя целиком. У него есть — я это называю новозаветным… Он как Мессия, у него есть одно дело. И это то, чем меня так зацепила эта история. Особенно то, что Нуреев как бы становится Нуреевым, это ещё не Нуреев «мировая звезда», он не знает об этом, он ещё не звезда. В Ленинграде к нему приходит известность, мы показываем в фильме, как он поднимается на сцену в «Мариинке», и юные девушки узнают его, но для меня он только становится Нуреевым. «Стать Нуреевым» — такое название могло быть у фильма.

Штука в том, что если вы начнёте смотреть на жизнь Нуреева… если кто-нибудь откроет книгу, поищет в интернете, посмотрит документалку, то быстро поймёт, какой сильной он был личностью. Кто-нибудь скажет, что он подонок. Представьте, я познакомлю вас с человеком, который может быть грубым, агрессивным, высокомерным и всё в таком роде, не знаю, какие ещё могут быть определения… Но я вообще-то верю, что бывает шумиха вокруг человека. За этим нет реальных знаний, что у человека внутри. Настоящий Нуреев хотел только одного — танцевать. В других сферах жизни он как ребёнок, он сам — танец. Так что да, нас могут настигнуть разговоры о том, что он, мол, негодяй. Что ж, возможно. Я никогда о нём так не думал. Я думал о духе, который должен делать только одно. У него есть история — я имею в виду, что есть нечто внутри него самого, о чём он должен рассказать. В танце у тебя нет слов, есть нечто, что проходит через тебя, и дух проявляется через каждое движение, каждую частичку тебя. И это — твоя история.

Миша говорил о том, как танцевал Нуреев. Невероятное животное, существо, каким он был в танце. Мы говорили с Мишей долго, потому что Александр Пушкин — мой герой — тоже учил Мишу. Он знает о том, каким человеком был Нуреев, но не говорил об этом. В моей памяти хорошо сохранился рассказ о Нуриеве как о танцовщике. Клара Сен — француженка… то есть она чилийка, но выросла в Париже — говорила, каким он был юным, не имел никаких манер, был грубым, его же не воспитывали как буржуа, но у него был интеллект и жажда знаний. Она и её друзья потому и заинтересовались им — из-за его стремления к познанию. Это тронуло их так глубоко! И хотя они видели другую его сторону, они мирились с этим — перед ними была натура чистая, и она нуждалась в том, чтобы изучить новые горизонты.

Да, в Петербурге, ещё в Париже и Белграде.

Я люблю гулять по улицам Петербурга, у меня нет любимого места. Может, я говорю, как турист, но вода и здания — это прекрасная вещь! Каналы производят гипнотическое впечатление. По правде, должен сказать, мы снимали сцены, где Нуреев идёт вдоль канала, он в смятении перед отъездом, он такой немного Гамлет… И у нас получились такие красивые кадры! Но на последних неделях монтажа я отрезал этот фрагмент, чтобы фильм не был долгим. Для меня в городе нет каких-то особых мест, я просто люблю идти и идти, и дома сами находят меня. И что я действительно должен сделать в этот свой приезд в Россию — хорошенько погулять по Москве.