Алексей Сидоров: «Это не я сделал «Т-34», а «Т-34» сделал меня»

Здравствуйте.

Я надеюсь, что чудо произойдёт, естественно. Спасибо большое за поздравления. На настоящий момент самым главным итогом, наверное, для меня является то, что у нас сумасшедший зритель, поразительный. Он очень откровенный, очень принципиальный, а самое главное — отзывчивый. Просто счастье — работать для такого зрителя. Для меня, для всех создателей фильма это, наверное, самое главное достижение.

Я до сих пор не знаю, что я снял, если честно. Я закончил работу над фильмом буквально за три дня до премьеры. Меня практически насильно вырвали с «Синелаба», где мы делали звук. Я до сих пор немножко озлоблен на людей, потому что мне не дали его доделать. Это настолько болезненный опыт — отпустить своё детище, что я даже не могу себе представить, когда я его посмотрю ещё раз, когда смогу понять, какой фильм получился. Он, кстати, давно вышел из-под контроля. Это было удивительно: в какой-то момент мы почувствовали, что проект живёт своей собственной жизнью. Он навязывает какие-то решения, о которых я даже не думал. Это удивительно. Это гордое и мощное животное, неукротимое, которое рвануло куда-то.

Я повитуха, клянусь вам. В какой-то момент я понял, что это не я сделал «Т-34», а «Т-34» сделал меня.

Вся картина пронизана мистикой. Яркий пример случился ещё в начале съёмок. Мы тогда пытались снять зимнюю натуру. Решили сделать это в марте. Два дня снимаем нормально, а потом выходит солнце, и начинается оттепель. Плюсовая температура в марте — люди ходят в футболках, вокруг большие лужи по пояс. А я же себе представлял огонь и снег. Понимаю, что всё пропало, хотя для съёмок была построена целая деревня. Поэтому мы каждый день рассыпали по деревне снег. Кроме этого приходилось укладывать брёвна, чтобы можно было проехать, так как поначалу даже технику не получалось загнать, да и люди не могли попасть на площадку. В итоге мы всё равно всё сняли и материал получился приличный. А под конец съёмок я узнал, что в 41-м году, в конце ноября, тоже была оттепель. Морозы и снег вернулись уже перед самым контрнаступлением.

Да, в начале декабря. В даты, когда происходит действие фильма, была реальная оттепель.

Совершенно правильно. Это как раз независимо от нас получилось. Кстати, снимать мы начали 23 февраля, что для меня было принципиальным моментом. В целом, было много и других мистических моментов.

Мне кажется, на это повлияла энергия танка. Все люди, которые участвовали в производстве, относились к своей работе с любовью и ответственностью. Поэтому ребята сели — и поехали. Я не делал ничего особенного. Я такой режиссёр… я стараюсь подвести актёра к какому-то направлению, мы о чём-то договариваемся, и дальше он всё делает самостоятельно. И здесь многое происходило помимо меня. Мне нужно было только управлять.

Да. Во время войны люди по-разному называли танки и старались их очеловечить, потому что боевой конь — это твой дом.

Если говорить чисто прагматически, с продюсерской точки зрения, мне стоило дать танкам такие названия, как «Москва», «Клайпеда», «Таганрог», «Благовещенск», чтобы страну охватить. Но мы шли от сюжета. У нас есть один московский парень, Ивушкин. У нас есть белорусский водила Василёнок — я нашёл для него деревню Великая Ухалода. Самое смешное, что после съёмок я поехал в Минск и по дороге увидел перед собой указатель «Великая Ухалода». Аня у нас из Пскова — этот город был оккупирован, и оттуда немцы забрали её на принудительные работы. Она стала остарбайтером.

Мне нужно было оправдать то, что она знает немецкий, и то, что её угнали на принудительные работы. Но поскольку с Украины и из Белоруссии у нас уже были персонажи, нужно было сделать её из нашей, российской территории. Поэтому возник Псков — город очень важный и для русской истории в том числе.

Давайте рассмотрим другую историю, ради интереса. Представьте себе полигон Пенемюнде, где производят и испытывают ракеты ФАУ-2 — это мощное оружие Рейха. С этого полигона русский пленный, старший лейтенант Девятаев Михаил Петрович совершает на бомбардировщике побег. За ним в погоню отправляют эскадрилью во главе с асом Хобом, трижды обладателем Железного креста. Это реальная история. И вы скажете, что это сказка? Что немцы тупые? Скажите это Михаилу Петровичу Девятаеву. Царство ему небесное. В глаза бы сказали — я бы посмотрел, как он бы отреагировал. Всё решают воля, решимость и план. Тогда ты всё сможешь сделать — об этом в кино и рассказывают. Поэтому мы — рабы предрассудков. Технологически, может, швы мы и неровно шили. Но если прокатиться на Т-34, то там как в «Вольво», где подвеска сумасшедшая.

Витя на ней крутил так, под 720 градусов закручивал, дрифтовал. Чего говорить. Наше оружие. У них, конечно, есть свои прекрасные «Тигры», прекрасные «Пантеры»… которые я очень хотел найти. Кстати, «Пантера» у нас только в Кубинке стоит, но её бы на нам и не дали для съёмок, потому что слишком драгоценная вещь. А у «Пантер» очень сложная инженерия. Я хотел, чтобы у нас на съёмках была такая вещь, потому что она уникальна. Но таких мы не нашли, поэтому у нас была переделанная «Пантера».

Колоссальные глупости. Наше оружие оказалось лучше немецкого, пусть и совершенного с технической точки зрения. Но что с этим совершенством делать, если «Тигр» или «Пантера» ломаются — их нужно тащить в тыл, потому что ни один человек не сможет починить их на поле. А у нас рембат приезжает и приводит машину в порядок. Потому что всё наше оружие функциональное. Т-34 — и 76-й и 85-й — равноценны и красивы каждый по-своему. Кстати, ещё есть другая история, которая в фильме исследована довольно подробно. У нас были принципиально разные тактики. Мы опирались на основы русской танковой школы, одним из основоположников которой был Дмитрий Фёдорович Лавриненко, Герой Советского Союза. Человек, который за первые полгода войны сжёг пятьдесят немецких танков. Погиб, к сожалению, быстро, но заложил основу всего того, что было дальше.

Каждому овощу своё время. Видимо, созрел, и личностно, и производственно, и профессионально. Идея, кстати, возникла от подвига Девятаева. Потом я уже начал вспоминать про танкистов, про «Жаворонка» и так далее. Наши прекрасные военные фильмы всегда рассказывают о горечи. И за этим скрывается самый главный момент — наша победа. Что бы ни происходило, какие бы ни были жертвы колоссальные, мы победили. И это победоносное ощущение мне хотелось как-то поймать и выразить. Я подумал: «Хорошо, друзья мои, вот смотрите, как так получается — спустя шестнадцать лет после войны, которая уничтожила всю инфраструктуру европейской части, которая унесла миллионы жизней, самых лучших забрала, через шестнадцать лет после этого мы полетели в космос. Почему?» Потому что этим занималось поколение победителей. Мне хотелось сделать кино про подвиг, этих подвигов миллионы. Буквально. Я вам сейчас навскидку могу рассказать про людей, которые бросались грудью на амбразуру под пулемёты и выживали. И не один раз так происходило. Это что, не чудеса? Это что, не подвиг, не жертвоприношение? До Берлина доходили. Был такой лейтенант, Александр Фёдорович - два раза хоронили, в морг уносили. Один раз он на пулемёт пошёл, второй раз подорвал гранатой фашистов и вместе с ними ушёл. В морге проснулся, у сестры обморок, а он встал и чуть ли не пошёл. Вот и дошёл до Берлина. Почему мы про таких людей тоже не можем рассказать? Почему мы всё время должны ныть и страдать?

Сто процентов.