Фёдор Добронравов: «Сценарист фильма «Жили-были» - это новый Шукшин»

Когда я прочёл сценарий, мне показалось, что этот фильм будет похожим на те фильмы, в которых я просто мечтал играть. Похожим на произведения Василия Макаровича Шукшина. Это был второй сценарий Алексея Бородочёва, который я прочитал. Первым был «Как Витька Чеснок вёс своего отца в дом престарелых», не знаю, как в итоге называется фильм, сценарий назывался примерно так. Там был жёсткий язык, но мне показалось, что в этом хаосе взаимоотношений, в беспробудном алкоголизме было очень много любви и героизма. А когда я прочёл «Жили-были», мне понравились шукшинские диалоги, шукшинское отношение автора к этим старичкам.

Конечно, они не старики: если бы актёры были постарше, наверное, вышло бы ещё круче. Нам всем (актёрам) около шестидесяти, и так мы и снимали. Я такого никогда не играл. Когда-то меня окрестили комедийным артистом, и так ко мне и относятся. И даже когда я играю не в комедии, мне всё равно предлагают роли экспрессивные, более подвижные, эмоциональные... А этот герой - молчаливый. Очень молчаливый. И мне это понравилось. Я мог бы, конечно, выбрать другого персонажа, я же был продюсером фильма, но мне понравилась именно эта роль. А уж как получилось это у меня - это пусть зрители обсуждают.

Не знаю, может, потому что время пришло прийти туда, в эту глубинку? Для меня вообще этот год получился таким: Алтай, Шукшин, Алексей Бородочёв. Я сам к этому не шёл, но, может, где-то там Господь сам ставит всё на полочки. Почему-то появился этот сценарий, люди, которые нам поверили и дали возможность снять этот фильм. А почему это время пришло? Я не знаю. Пускай это историки потом обсуждают: снимали-снимали боевики, приключенческое кино, а потом пришло время и стали снимать доброе хорошее кино про глубинку, про стариков. Я в прошлом году ездил на Алтай. Раньше я думал, что Василий Макарович немного приукрашивал своих героев. Они какие-то чуть-чуть не такие, странные какие-то. А вот пообщался с людьми на Алтае - нет, ничего не приукрашено, словно он задокументировал речь, отношения, внутренний мир героев. И вот в этом сценарии мне это как раз очень понравилось: внутренний мир этих старичков. Там есть и любовь, такой клубок всего! Это невероятное поколение, которое прошло и войну, и всё-всё-всё. Они не кичатся этим, а доживают свою жизнь, как умеют, но умеют они это потрясающе.

Это первый фестиваль, на который я приехал. Один раз меня на один день пригласили на «Кинотавр», чисто на один день. Поэтому мне сложно сравнивать: много молодых, мало молодых. Я сужу по своим детям: они умнее, они круче нас. Но это нормально! А вот что в головах - это надо смотреть, знать программы, отсматривать фильмы, чтобы понять, что движет молодёжью. Хотелось бы, конечно, чтобы в них было больше романтики и меньше зла. Это время, 90-е годы, когда они родились, когда они формировались, это было не очень благодатное время, и у многих сознание немножко искажённое: немножко зеркала-то были гнутые. Когда мы взрослели, у нас была ясная программа, я гордился тем, что я живу в этой стране, что ношу пионерский галстук, для меня это была святыня. И та романтика, которая была в нашем поколении, - она осталась, я могу назвать много фамилий людей своего возраста или чуть старше, которые были романтиками и так ими и остаются, пусть в 80, пусть в 90 лет. А чем живёт сегодняшнее поколение? Я просто не знаю. Я много чего не видел.

Я советую им что-то лишь тогда, когда они спрашивают - я не навязчив. Я действительно меньше знаю, чем они: они раньше меня пришли в профессию. Я не думал, что я стану артистом, я много времени посвятил тому, что готовил себя к заводской жизни, я простой парень. Это был огромный пласт времени - я делал что-то, не связанное с искусством. Они более начитанные, они следят за тем, что происходит сейчас вокруг, я по любому вопросу могу спросить у них, прав я или нет, они откровенно говорят мне, что стоит посмотреть. Они более продвинутые, скорее, они мне дают советы. Я не могу сказать, что как-то их контролирую, они на шаг впереди меня. Я в своей посудине плаваю, а у них более полётная жизнь, больше планов впереди.

Сложно говорить о планах: жизнь иногда ставит нас в свои рамки. Родион Овчинников сейчас пишет пьесу для нашего театра Сатиры: моя мечта, наконец, сбудется, я выйду на сцену с Александром Анатольевичем Ширвиндтом, раньше нам в одном спектакле не случалось работать. Также мы сейчас сняли пилот фильма под названием «УФ» - это такая история об инопланетянах, которые наблюдают нас, людей, здесь - на Земле. Жизнь на той планете настолько прагматична, что им кажутся странными любовь, бескорыстие.

Тут зависит от ситуации. Есть спектакли, в которых я напрямую разговариваю со зрителями - «Старик и море», «Случайная смерть анархиста». Там я могу делать что угодно, я могу остановиться и сказать: «Разговаривайте-разговаривайте, нет проблем». Но это, на самом деле, очень ранит артиста. Ты создаёшь что-то, душу свою бередишь, пытаешься зрителя к этому подвести, а тут... это разрушает! Мечта любого артиста - чтобы такого не было. Есть режиссёры, которые сами провоцируют на это, но я боюсь этого и не люблю, я отношусь к театру более возвышенно и считаю, что, придя в театр, некоторые вещи человек всё же не имеет права делать.

Когда я смотрю телевизор, меня можно пытать, жечь, я всё равно этого не замечу! У меня и дети такие же. А есть люди, которые умеют это: делать два, три, четыре дела одновременно. Просто я не такой. Может, они круче, а может, и нет. Но хотелось бы снимать фильмы и играть в театре для людей, которые, как и мы, полностью отдаются одному делу.