Ярослав Жалнин: «Гагарин был человеком со сверхспособностями»

Он был человеком со сверхспособностями. Юрий Алексеевич обладал не только уникальными физическими, но и человеческими качествами. В нём был целый букет прекрасных черт, которые и помогли ему шагнуть так высоко и полететь первым.

Сегодня действительно редко встретишь человека, способного искренне радоваться успеху других. В людях часто преобладает эгоизм, но и у Гагарина он присутствует. Просто у него он был «доброкачественным»: он стремился быть первым, но не стеснялся радоваться за других. В нем отсутствовала зависть, что выделяли в нём и его друзья, и его коллеги, и его начальники, и его семья. Он мечтал о том, что однажды мы полетим в космос, и для него было не важно, каким способом это произойдёт: кто-то рядышком с ним это сделает или кто-то очень далеко от него.

Это была безумная дружба. Но и она, конечно, не могла обойтись без подводных камней. Невероятно трудно быть рядом с человеком, зная, что он завтра полетит в космос, а я завтра останусь на Земле. Конечно же, Герман Титов очень переживал. То, что его выбрали вторым, было для него жизненным потрясением. Он до конца своих дней говорил, что первого запомнят навсегда, а второй будет всегда вторым. В фильме прослеживается острый конфликт между Гагариным и Титовым, но я уверен, что в жизни дружба победила. Ведь в картине отражены только предстартовые переживания, но их же связывало гораздо больше. Их жены дружили, они часто вместе отдыхали. И Герман, и Юрий нашли в себе силы быть выше зависти.

К моему актёрскому счастью, в фильме у меня не было сцен, на которых я отдыхал. Или я прилагал какие-то очень сложные физические усилия, или же это была сложная актёрская сцена. Все трюки делал я сам: летал в самолете и в центрифуге. Я даже подвергся специальной медкомиссии, чтобы получить разрешение на прохождение тренажеров. Меня допустили, правда, не до тех нагрузок, до которых допускали Гагарина. Центрифуга была похожа, скорее, на экстремальный аттракцион, своего рода американские горки, просто в два, в три раза сильнее.

Каждый раз я задавался вопросом: как они могли преодолевать эту центрифугу, эти самолёты. Пробыв две или три секунды в невесомости, я не понимал, как можно держать свой ум в тонусе и контролировать полёт самолёта. Я кораблем не руководил, но представить, что нужно переключать кнопки и нажимать педали, когда у тебя все внутренности перелетают из одного место в другое, было невозможно. На площадке я часто говорил, что мы играем каких-то нереальных людей. Не зря, существует первый отряд космонавтов, это люди, здоровье у которых на все сто процентов.

Старшую дочь Юрия Алексеевича Елену я впервые встретил на сцене во время премьеры. Наверное, это был один из самых волнительных для меня моментов: познакомиться с дочерью самого Гагарина. В картине я играю с маленькой девочкой, а тут она пожала мне руку и сказала: «Вы молодец, но я видела, как вы волновались». Это были самые приятные слова, которые мне говорили после премьеры. Я считаю, это было правильным выбором не общаться с семьёй Гагарина до или во время съёмок. Ведь у них он свой: свой отец, свой муж. Мне же нужно было объективно подойти к своей работе, а не пытаться угодить кому-либо из приближённых Юрия Алексеевича.

Кастинг длился пять месяцев, я ходил туда как на работу. Мы пробовали абсолютно всё: и хроникальные кадры, и фотопробы, и актёрские сцены, и грим, и костюмы, и причёску. Потом уже и не верилось, что меня выберут. Казалось, что приглашают так, для проформы. Я, конечно, старался, но не верил ни на секунду, что похож на Гагарина. Ведь моя жизнь никогда не была связана ни с Гагариным, ни с космосом, кроме железной ракеты, которая до сих пор стоит во дворе. Когда меня утвердили, я понял, что эти пять месяцев не зря прошли: основная подготовка была во время кастинга, там было особое волнение, особый подход. Я очень глубоко капнул, я прочитал и изучил всё, что мог, мне безумно хотелось сыграть этого персонажа.

Мы пробовали накладывать пластический грим, но сразу же от этого отказались. И у продюсера, и у режиссёра была задумка показать именно внутренний образ Гагарина, его душу, но это невозможно было сделать с таким тяжелым гримом. Так я был бы спасен актёрски, мне не нужно было бы думать о внешнем сходстве, а тут у меня задача усложнилась. Я должен был следить и за внешним, и за внутренним сходством, но именно так я ещё больше влюбился в работу.

Архивных кадров с Гагариным – масса. Но, к сожалению, все эти материалы сделаны после его приземления. Никто не готовил никаких видеозарисовок. Ведь о том, что он полетит, стало известно всего за два дня. Поэтому всё видео, которое я смотрел, приходилось расшифровывать, пытаться понять, а каким он был, как разговаривал до полета.

Мне кажется, что в нашем кино мы шагнули в какую-то совсем другую эпоху. Мы перестали делать «кальки» с американских фильмов, а стали делать картины о своих героях и не бояться этого. Ведь наша история одна из богатейших во всем мире, а мы пытаемся всё слизывать и делать какие-то не всегда правильные шаги. Хотя, возможно, это тоже правильно, чтобы понять, куда нам идти, нам нужно ошибаться. Мне безумно понравился фильм «Легенда №17», и «Гагарин» мне очень нравится, я считаю это правильный путь, это наш путь - рассказывать о наших героях.

После съёмок я действительно задал себе вопрос: а смог бы я полететь в космос. Думаю, что смог бы, как и многие другие люди, потому что это вполне возможно. Изучив биографию Гагарина, я понял, что он был обыкновенным человеком. У него были и тёмные, и светлые стороны в жизни. Он был и на оккупированной Германией территории, он учился в литейном училище, откуда в принципе, казалось, что очень сложно вырваться куда-то так высоко, куда вырвался Гагарин, а он смог. Он всё время хотел что-то узнать, всё время куда-то стремился. Тут вопрос не в том, насколько я могу что-то сделать, а в том, насколько я хочу это сделать. Гагарин хотел и Гагарин сделал.