«Коллекция «Мосфильма» тогда стала единственным источником инвестиций и дохода»: интервью с Кареном Шахназаровым

В 90-е годы были разные предложения. Это, собственно, одна из основных причин, почему мы всегда так яростно отстаивали статус государственного предприятия, при том что государство никаких бюджетных средств никогда нам не выделяло и не выделяет. Мы работаем как рыночное предприятие, но этот статус государственного всегда давал нам какую-то защиту от подобных сумасшедших идей, которые в девяностые годы процветали. Сейчас, конечно, уже не так. Сейчас Мосфильм высокорентабельное предприятие, и уже никому не взбредёт в голову строить тут торговый центр или казино. Но такие предложения были, да.

Это было тяжёлое состояние, студия была практически разрушена. Сегодня мои товарищи говорят, что надо было фотографировать и снимать, в каком состоянии она была. По сути, это были только стены, и то которые еле-еле стояли. Вся инфраструктура разрушена: дороги, коридоры, по которым бегали стаи озлобленных собак. По технологиям мы отставали тогда лет на двадцать. И было много странных компаний, которые и водку разливали, и осетрину коптили, и хлеб пекли, и мебель продавали. Апофеозом всего этого был автосервис, который, как выяснилось, перебивал номера у угнанных машин.

Я не буду бросать камень в адрес Владимира Николаевича Досталя, который был до меня директором. Он был пленником этой ситуации. Разрушение, как я понял позже, началось уже в советское время — «Мосфильмом» перестали заниматься уже в восьмидесятые годы, поэтому очень много проблем было заложено именно в тот период. Так что я считаю главной заслугой Владимира Николаевича в том, что он фильмофонд сохранил, ведь другие студии продали их, правда, каким образом — сейчас остаётся гадать. Эти картины улетели, и сейчас их пытаются собрать.

Коллекция «Мосфильма» тогда стала единственным источником инвестиций и дохода, мы не брали кредитов, не получали государственных дотаций. Доход от фильмов мы потихоньку начали вкладывать в технологии: покупали и ремонтировали оборудование. Постепенно студия заработала, ситуация в стране изменилась, появилось более стабильное финансирование кино, сериалы стали подниматься. И как-то так, шаг за шагом, нам удалось преодолеть это. Но ситуация была сложная. Я честно могу сказать, что это потрясающий и уникальный опыт. Я не знаю, к примеру, режиссёра, которому досталась студия в таком состоянии и который руководил ею в этот период. Был криминал, нам угрожали. Но я ценю этот опыт. Я пытался строить «Мосфильм», как снимать фильм. Для меня это что-то близкое. Но хочу ли я повторять этот опыт? Однозначно нет.

В нём очень много комического и детективного. Но, скорее, это драма. В моём понимании, драма — это жизнь, а в жизни есть место и смешному, и трагическому. Но здесь такие страсти бушевали, что это действительно может стать занимательным сериалом.

Я хорошо помню начальника автосервиса. Вообще этим делом заправляли кавказцы, и это была одна из самых крупных организаций подобного рода на студии. Мы с моим помощником встретились с ними и предложили им съехать. Он понял, что с нами никаких дел они иметь не смогут и никаких материальных возможностей ждать от нас тоже не имеет смысла, поэтому пообещал, что они съедут через полгода. И он выполнил своё слово, и никаких проблем не было, хотя это был очевидный криминал, и нас могли попросту застрелить. Но он как-то, видимо, по своим понятиям эту ситуацию решил.

В каком-то смысле мы произвели здесь национализацию, потому что «Мосфильм» был раздроблен на цеха, которые по сути были самостоятельными коммерческими компаниями. Они даже что-то зарабатывали, но стимула вкладываться у них не было. Они пользовались старым советским оборудованием. Я понимал, что если дальше так пойдёт, то студия в принципе перестанет существовать. И мы начали возвращать всё это в лоно, как-то централизировать по-разному: с кем-то просто договаривались, у кого-то даже официально выкупали. За нашими спинами никто не стоял, не было знакомых, кто мог бы повлиять на эту ситуацию. В какой-то степени выручал мой авторитет режиссёра, но в целом Бог помог, я считаю. Во многих моментах нам действительно повезло. Иногда тут такое кино творилось, как я уже говорил.

С одной стороны, сентиментальная привязанность, а с другой, чисто практический подход. Я же всю жизнь работал на Мосфильме, и хорошо знал студию. Но когда стал директором, то осознал масштаб всех проблем. Например, я не знал состояние труб, крыш и всего подобного. И главное, постоянно чего-то не хватало для съёмок фильмов — звука, плёнки, камер и всего остального. Советский кинематограф как-то выкручивался постоянно, но технический уровень был низкий, мы уступали западным студиям. А в 90-е годы эта проблема стала носить катастрофический характер. И мне хотелось, как режиссёру, исправить это.

Кино ведь это две составляющие: технологическая и творческая. Строго говоря, на каком бы уровне не было творчество, если технологическая база не соответствует мировому уровню, то это кино никто смотреть не будет. Это был главный стимул для меня.
Я помню, как на Шанхайском кинофестивале в 1993 году познакомился с Оливером Стоуном. Мы вместе сидели в жюри. Очень помпезное такое мероприятие было. Мы нашли с ним общий язык, хотя он вообще не знал и не понимал, что такое российское или советское кино. И вот показали наш фильм, я уже не помню какой именно, он был неплохой с художественной точки зрения, но технически это был провал, он выглядел хуже, чем северокорейский фильм и любой другой фильм в конкурсе. И после просмотра Стоун подошёл ко мне и с иронией сказал: «вот это и есть ваше российское кино». Должен сказать, меня это очень сильно задело. Я и сейчас, спустя тридцать лет, помню этот момент.

Поэтому я хотел сделать первоклассную студию. Своим коллегам я постоянно говорил, что мы должны сделать лучшую студию в мире. Надо ставить высокие цели: не «давайте мы будем двенадцатыми или четвёртыми», а «мы будем первыми». Сейчас я нескромно могу заявить, что мы лучшая студия полного цикла в Восточной Европе и находимся на одном уровне с американскими киностудиями. Другое дело, что там таких пять, а мы одни.

Да, именно так. Коллекция сыграла принципиальную роль. Это была наша единственная инвестиция. Мы продавали фильмы на телеканалы и на эти деньги жили. Всё, что мы делали здесь, делалось по началу на деньги, полученные от фильмов из этой коллекции. Я говорю про зарплаты, технологии, модернизацию, реконструкцию, всё-всё-всё. Сегодня коллекция это примерно 30% нашего дохода, 70% — производственная деятельность. А по началу она приносила нам 90% дохода. В этом главная заслуга Владимира Николаевича Досталя, что он сохранил права на эти фильмы.

Нет, такого, пожалуй, не помню. Но помню, когда я стал директором, мы собрали какие-то средства, чтобы закупить свет. Тогда ещё дефолт случился, в 98-м году, труба полнейшая была, но я решил, что мы должны приобрести световое оборудование. Это был первый шаг модернизации такой. Меня отговаривали, говорили, что это пустая трата денег, ведь кино никто не снимает. Но я настоял на своём. Мы связались с немецкой компанией Arri, одной из крупнейших в мире, они прислали нам большой контракт. Я отправил к ним главного инженера и своего заместителя. Когда они туда приехали, в Arri никто не понял, кто они такие, и их три дня вообще не принимали… слава Богу, потом всё решилось, и мы следили за фурами, которые благополучно привезли нам это оборудование. Прибыль пошла сразу, причём 200%. Выяснилось, что желающие брать это оборудование в нашей стране есть. Кстати, потом с Arri у нас сложились хорошие отношения, они нам даже присылали камеры без предоплаты, мы их проверяли, и только потом заключали контракт.

Во-первых, продолжает активно работать телевидение, в том числе наш канал «Мосфильм. Золотая коллекция», который нам помогли запустить коллеги с «России 1», за что им я очень благодарен. Он пришёлся по душе людям. Во-вторых, у нас самый большой YouTube-канал среди российских киностудий. Сейчас на нём уже больше 6,5 млн подписчиков и от 60 до 80 млн просмотров в месяц! Мы выкладываем фильмы с субтитрами, поэтому у нас очень большая зарубежная аудитория, причём из дальнего зарубежья.

Например, из США 150 тысяч в месяц просмотров, даже во времена СССР столько американцев не смотрели наши фильмы. Понятно, что там есть эмигранты и русскоговорящие зрители, но много просмотров приходится именно на самих американцев. А ещё Латинская Америка, Индия… знаешь, какой наш главный иностранный зритель? Индонезия и Филиппины. Это парадокс, они вообще никогда не были знакомы с советским кино, но сейчас они дают колоссальные цифры по просмотрам. С Украины 17% просмотров, причём Киев на втором месте среди всех городов, первая идёт Москва. При этом сегодня мы не получаем никаких денег с YouTube, но мы продолжаем выкладывать фильмы. В некоторым смысле это такая благотворительная деятельность.

А вот это интересный момент. В СНГ, конечно, это наши популярные комедии: Гайдай, Рязанов… а зрителям из дальнего зарубежья эти фильмы вообще неинтересны, они в рейтинге на последних местах. В мире смотрят наши военные фильмы, по статистике это самые популярные картины на канале.

Мы продолжаем дальше работать и делать кино. Я проработал почти половину из этих ста лет Мосфильма, и помню золотой век студии – шестидесятые, семидесятые, начало восьмидесятых… тот период был вершиной Мосфильма и вообще нашего кинематографа. Поэтому если сравнивать сегодняшний Мосфильм с тогдашним, то в техническом плане мы безусловно опережаем его на порядок, сегодня это предприятие совершенно иного класса, мощности. Но вот с творческой стороны… тогда время было необыкновенное, витали такие мощные художественные идеи вокруг. Вспомнить хотя бы фамилии: Бондарчук, Шукшин, Тарковский, Гайдай, Рязанов, Климов, Шепитько, Кончаловский… было бы совсем неплохо, если бы нам удалось приблизиться хоть немного к той творческой атмосфере.

А зачем брать деньги? Мы производим всё на свои средства, которые мы получаем из прибыли. Потом мы прекрасно работаем с теми, кто берёт деньги у государства. Они ведь зачастую приходят к нам.

При моих достаточно левых взглядах, я, как это ни парадоксально, остаюсь «рыночником». Я привык к тому, что мы зависим только от себя. «Город Зеро» — это моя последняя картина, сделанная на государственные деньги. Даже у «Цареубийцы», ещё советской картины, уже был британский продюсер. В двух моих картинах потом было небольшое участие государства, но не больше 30%. Чаще всего это средства студии и частных инвесторов. «Анну Каренину» нам помогал делать телеканал «Россия», который тоже немало зарабатывает самостоятельно.

Да нет, не одиноко (смеётся). На самом деле я не против конкуренции. И мы многим помогаем. Недавно вот приезжали ребята из Якутии. Мы всегда готовы оказать максимальное содействие. Мы не боимся конкуренции, мы в ней выросли. Мы выросли «на рынке», хоть «Мосфильм» и носит государственный статус.

«Золотая коллекция» Мосфильма — это десятки тысяч людей, которые когда-то работали на Мосфильме. Всё, что мы имеем сейчас — это заслуга этих людей. Поэтому, когда я говорю, что «Золотая коллекция» — наша главная инвестиция, я имею ввиду все этих людей, которые снимали и создавали фильмы за столетнюю историю… это не только актёры и режиссёры, но звукорежиссёры, вторые операторы, водители, сантехники, электрики. Благодаря их труду, нам удалось построить сегодняшний «Мосфильм».