Моё знакомство с этой историей случилось через сценарий. Когда мы встретились с Эдвардом, он сказал, когда будешь исследовать свою героиню, не читай книгу — потому что в книге её просто нет. Я такая: отлично, тогда я, скорее всего, возьмусь за эту роль! Обычно я тщательно изучаю своих персонажей, и так как Лоры не было в романе, я изучала её через джаз, её прошлое. Но после съёмок я всё-таки прочитала книгу — и оказалось, действие там происходит в 90-е, а в фильме — в 50-е. Я преклоняюсь перед гением Эдварда, который придумал именно так перенести эту историю на экран».

Мне, как актёру, везёт просто невероятно. Бывает, когда ты работаешь над своим проектом, но вдруг тебе звонят и говорят, знаешь, есть такой проект “Бёрдмэн”, а работает над ним твой любимый режиссёр! И ты думаешь: так, пожалуй, поставлю-ка я своё дело на паузу и снимусь в этом фильме. Получается, это даже не борьба между проектами, а — я бы сказал — прямо разгром моего проекта».

Мы с ним делали фильм “25-й час” — сняли всего за 26 или 27 дней в Нью-Йорке, а это очень сложное кино! “Бойцовский клуб”, например, снимали 130 дней: он тоже технически сложный, но Спайк справился в короткие сроки. Он начисто разбивает твои предположения о том, сколько должен стоить фильм, снятый в Нью-Йорке. Я многое узнал, работая со Спайком».

Было здорово, когда Эдвард был со мной в кадре. Я так работал с женой и, кажется, кем-то ещё — в режиме, когда режиссёр ещё и исполнитель роли. Порой это ускоряет процесс. Вот я играю, стою прямо напротив него, а он тот человек, который полностью распоряжается материалом. Он знает, как реализовать свой замысел. Эдвард сам по себе источник того видения, к которому все стремятся. Поэтому всё напрямую: не нужно совершать всякие промежуточные шаги, чтобы услышать друг друга».

Я думаю, всегда есть страх высказаться в неподходящий момент, сделать нечто, что взрослая аудитория не примет — что-то сложное, очень серьёзное. Но мне кажется, это потому что мы недооцениваем наших зрителей. Порой нам кажется невозможным что-то сделать, потому что мы просто неправильно понимаем, чего публика хочет на самом деле».