Борис Хлебников: «Герой «Аритмии» - не борец с системой»

Во-первых, когда я посмотрела на работу «скорой помощи» с той стороны, бригад, которые приезжают.

Нет, это невозможно. Это запрещено законом, но мы начали их расспрашивать, стали делать с ними интервью, Наташа нашла большой документальный сериал, который называется «Скорая помощь», где камерами утыкана машина «скорой помощи» и ты видишь, как это всё работает. И это совершенно другой эффект. Когда ты в панике за себя, родных, детей вызываешь «скорую помощь», приходят какие-то хмурые люди, ставят чемоданы, не снимают обувь, быстро что-то делают, тебя увозят (или не увозят). Если увозят, то говорят: «Вызывайте соседей, мужиков, чтобы они тащили носилки вниз, потому что мы не понесём». И когда ты с другой стороны смотришь, то понимаешь, что на самом деле они вообще по-другому работать не могут. То есть у них настолько безвыходная ситуация, их график работы и комплектация бригады, количество вызовов, которые они должны в день выполнять, их по сути вынуждают, выталкивают в то, чтобы они были не врачами «скорой помощи», а бесплатным такси до больницы. Там очень много частностей. Действительно, они должны вас обслужить за 20 минут и всё время отчитываться в рацию, если 20 минут проходит и они не успели помочь больному, то больной должен писать объяснительную, чтобы они могли эту объяснительную дать своему начальству. Недавно мне как раз позвонили в дверь и попросили с восьмого этажа помочь снести человека вниз, в «скорую помощь». Я окончательно понял, почему они это делают. Невозможно было в лифт человека затащить, и мы несли его вниз. У меня так с первого раза почти не было спины. Я, во всяком случае, не задумывался о такой словно очень спрессованной работе этих людей.

У меня как раз главный герой принципиально не борец с системой. Он, на самом деле, из той части людей, которые абсолютно себя нашли в профессии, абсолютно в ней уверены и счастливы, и им просто очень интересно. Они могут это даже не осознавать, но это так. Этот человек для меня абсолютно счастливый, потому что он занимается ровно тем, чем ему хочется заниматься, и тем, что он умеет делать. Это дико важно. И это никакая не клятва Гиппократа, потому что на ней долго не выйдешь, максимум ты год на этой клятве, но потом никакая клятва, если тебе не нравится лечить людей, тебя не спасёт. Либо сбежишь, либо халтурить начнёшь.

Ну, да, а ему нормально вот в этом во всём. Поэтому, мне кажется, что он совершенно не борец с системой, скажем так, он её вообще не видит и не замечает особенно. Он делает так, как считает нужным. Другое дело, что, условно говоря, для реформы, для медицинской системы, он от этого не становится менее опасным, потому что он действительно её расшатывает. Но он не делает это специально, он просто пытается нормально выполнять свою работу и больше ничего.

Я считаю, что это не редкость, а определённый процент людей. Редкость — это какая-то погрешность, а мне кажется, что это всё-таки какой-то устойчивый процент людей, счастливо нашедших свою работу. Это люди, которые, по сути, как в детстве: делали, что хотели и развлекались, и работать - это часть их развлечения.

Когда мы с автором сценария, Наташей Мещаниновой, обсуждали его, то мы подумали так: если нашему герою 33 года, то в профессиональной жизни ему лет 45. Это очень опытный человек. А в личной жизни, со своей женой дома, ему лет 13. Он инфантильный невероятно. И это очень частая вещь, когда человек, поглощённый работой, невероятно инфантильный дома, он перекладывает абсолютно любое решение на второго человека. С ним очень тяжело жить. Невозможно местами. Это довольно частый типа характера, который я видел и встречал, и, собственно говоря, какого-то такого человека описываем. Не супергероя совсем.

Я не обязан совершенно об этом думать. И не думал никогда о помощи людям, честно. И не думаю, что это как-то хоть где-то работало впрямую. Когда говорят, что искусство может изменить жизнь… нет, не может! Может, наверное, как-то сделать, но какими-то кривыми путями, не в такой прямой форме.

Конечно, вижу! Он просто эффективный менеджер, которому выдали такие правила игры. Вот такое количество больных, такое количество машин и такое количество вызовов... Ну, это вот правила игры. Их изучаешь и потом понимаешь, что играть можно только одним способом. Этот способ может быть бесчеловечный, но сверху других правил игры не спустили. И он в этом смысле абсолютно эффективный менеджер, и есть такое хозяйство, с ним надо вот так работать. А то, что это абсолютно бесчеловечно, наверное, не к нему вопрос, а к большим мудрецам сверху, которые делали эту медицинскую реформу.

Кроме каких-то очевидных вещей, Саша — выдающийся артист, у него потрясающее чувство юмора. Я говорю не только про прямое чувство юмора, когда человек хорошо шутит, а про то, как человек наблюдает жизнь. Он очень точно и парадоксально видит всегда реакции людей, и он как артист их очень точно оценивает. У него нет совершенно этого референсного сознания актёрского, когда актёры смотрят у других актёров, как нужно плакать. Он очень в прямом контакте с жизнью. Он её очень хорошо видит и он не фальшивит, потому что так устроен его организм.

У неё очень сложная роль. В этом смысле то, что она сдержанна, это то, что нам было очень нужно, потому что если бы она была более эмоциональна, это было бы больше похоже на претензии к своему мужу, а у неё ни одной претензии нет, кроме того, что нужно проговорить, любят они друг друга или нет. Если не любят, надо разойтись. Никакой проблемы нет. Бывает такое, разлюбили. Она ведёт себя как товарищ. В этом смысле это даёт ему много свободы. И если бы она была более эмоциональной, это было бы скорее ощущение, что женщина зачем-то мучает мужчину и манипулирует им. Это ни в коем случае не хотелось делать, действительно у Иры была сложная задача.