Стивен Содерберг: «Твоя жизнь уничтожена. Интереснейшая коллизия!»

Не знаю, можно ли сказать, что я прямо так уж увлечён темой лекарств. Но мне безумно интересна культура страны, в которой я живу. А лекарства, или наркотики, постоянно существуют в людских умах, об этом говорят на улице, это показывают в новостях. Такой фильм, как «Траффик», вообще можно было бы снимать каждые три года, потому что проблема наркоторговцев никуда не ушла. Всё, что связано с мексиканской стороной этого вопроса, стало даже ещё более жёстким и страшным, чем когда-либо. И никто ничего сделать не может. В случае с «Заражением» мне было интересно показать, как правительство пытается решить проблему, в которой оно не виновато. Мы со Скоттом Бёрнсом (сценарист «Заражения» и «Побочного эффекта» - С.С.) провели целое расследование. Мы говорили со множеством учёных и были потрясены уровнем их ежедневной работы. Фильм получился жутковатым, но у меня появилась уверенность, что если придёт страшная эпидемия, то вот такие люди, как эти учёные, смогут её побороть. Они очень, очень подготовлены. Что касается «Побочного эффекта», мне было интересно взаимодействие криминальной системы и фармакологических компаний. Оно очень тесное, в том смысле, что… Видите ли, в США, когда ты заболеваешь, ты идёшь к врачу. Ты рассчитываешь, что этот врач тебя вылечит или хотя бы облегчит боль. Но за этим доктором стоит учреждение, в котором он учился и о котором ты ничего не знаешь. За доктором также меценаты, инвесторы, корпорации, которых ты как пациент не интересуешь. Им важен бизнес. И вот, в то время, как за спиной врача столкнулись все эти силы и интересы, ты говоришь ему: «Знаете, я что-то неважно себя чувствую. Живот как-то не очень». Мне кажется, в этом конфликте есть большой драматургический потенциал. Ситуация-то, на самом деле, жуткая. А теперь давайте ещё перевернём её. Вы – доктор. Приходит к вам молодая, привлекательная женщина. У неё явно депрессия, она, как говорится в фильме, «с трудом представляет себе своё будущее». Вы думаете, что она с вами честна, и у неё действительно есть такая проблема. Вы решаете помочь ей, вкладываете в неё своё время, свою репутацию. Искренне пытаетесь ей помочь. Понимаете? Представьте себе, что кто-то не просто понял, как устроена эта ситуация, но воспользовался этим, перевернул всё с ног на голову! И твоя жизнь уничтожена. Интереснейшая коллизия!

Важно быть аккуратным, когда ты берёшься изображать какой-то конкретный предмет или тему. Ты не можешь позволить себе приблизительность в том, как ты показываешь те или иные предметы или как они у тебя отражены. У зрителя должно быть ощущение, что всё это связано с реальностью, кажется очень знакомым. В «Побочном эффекте» мой подход реализован в том, что мы в фильме использовали названия настоящих лекарств, что очень трудно сделать, не нарушив закон. То есть, это можно делать, но только очень осторожно. Также в этот подход входит «фотографический» стиль фильма, который должен был быть настолько реалистичным, чтобы вы не чувствовали «киношности», не искали «киношной» подсветки. Всё должно было быть натуральным. И поведение героев требовало такой выверенности, чтобы казаться правдой. Потому что в первой части фильма, как вы понимаете, очень важно, чтобы вы прониклись депрессивным состоянием героини. И если вы не переживёте её состояние за это время, фильм для вас дальше не двинется.

В этот раз нам повезло. У нас был доступ к крупнейшим специалистам по психиатрии в большой нью-йоркской больнице. Мы могли поговорить с ними в любой момент, могли прийти в больницу, зайти в палату, проинтервьюировать пациентов, которые на себе испробовали всю эту медицинскую систему. Всё это нам здорово помогло. Плюс, вы не поверите, но в интернете дикое количество полезной информации о лекарствах и лечении. Причём там можно найти не только подробнейшую историю использования медикаментов, но и откровения тех, кто по-настоящему болен депрессией. Они себя записывают на камеру, постят всё это в интернет. Очень познавательно и полезно для нас.

Да легко! Вот очень простой пример. Возьмём ребёнка, которому предстоит контрольная в школе. Контрольная – большая проблема, не так ли? Ребёнок идёт к родителям и говорит – что? «У меня живот болит». Даже если родители отведут ребёнка к врачу, тот всё равно никогда не поймёт, лжёт ребёнок или нет. Нельзя никаким рентгеном вычислить боль в животе. А с психиатром всё ещё проще. Он ожидает, что пациент ему говорит всю правду. А если пациент лжёт, как ты об этом узнаешь? Открываются большие возможности для манипуляции, и такие случаи были в США неоднократно.

Мне давно кажется, что музыка в современном кино используется очень неправильно. Особенно в американском. Её слишком много, она слишком однозначна. А мне всё время хочется заставить музыку говорить о чём-то таком, что не видно на экране. И я не хотел типичного для триллера саундтрека с оркестром. Мне кажется, такая музыка, она… не была бы достойным партнёром для моих персонажей. Я хотел чего-то более… интимного. Есть пара моментов, когда я вообще только музыку использую. Например, когда героиня хочет броситься под поезд метро, я врубаю звук на полную, чтобы потом в последний момент её прервать. В этом есть что-то очень интересное: когда ты убираешь музыку, и вдруг в фильм врывается естественный шум, звук реальности. В беседе с композитором я сразу ему сказал: «Надеюсь, ты не против, если мы не будем писать привычный саундтрек для этого фильма?» Он ответил: «Да, я думаю, это очень правильный метод». Я терпеть не могу, когда зрителя бьют музыкой по голове, как кувалдой. А это сплошь и рядом. Некоторые саундтреки похожи на вой трибун на чемпионате мира по футболу. Хочется заткнуть уши. Всё ждёшь, когда этот звук исчезнет, а он всё длится. Без всякого смысла.

Не всегда, на самом деле. Например, «Супер Майк» выглядит совсем иначе, он очень «тёплый». Здесь мы снимали в такой сезон – между зимой и весной. Одно время года ещё не кончилось, другое – ещё не началось. Весь Нью-Йорк был залит бледным светом, что мне очень подходило. Я ещё всё это чуть-чуть подкалибровал: на новых цифровых камерах много замечательных настроек, с которыми очень легко добиться нужного эффекта. И я всё время «охлаждал» изображение. Например, у дневного света температура 5600 по Кельвину. И вот, я приспускал её до 5300. Совсем чуть-чуть. И получалось цветами точнее попадать в настроение фильма. Конкретнее даже, в героиню. Её, как персонажа, очень трудно «считывать». Руни Мара – это такая аткриса, которая всегда как будто что-то важное от своего персонажа оставляет при себе. Даже в конце фильма я смотрю на неё и понимаю, что у неё так и осталось что-то, чего она не сказала никому. Вот это её качество, как я почувствовал, и потребовало особого, фотографического подхода. Кроме того, в случае с Руни очень важна композиция крупных планов. У неё очень необычная форма лица, поэтому в большинстве крупных планов я расположил камеру у неё над глазами, потому что это делало её ещё более трудной для «прочтения». Но всё это происходило как бы на некоторой дистанции. У меня всегда есть некие общие правила для фильма, а потом, когда мы работаем над конкретными сценами, я держу в памяти эти правила и думаю, как можно сделать вот этот конкретный момент более эффективным. В реальности всё это происходит очень быстро.

Самое трудное и основное было вот в чём. Нам нужен был кто-то, способный сыграть сразу двух персонажей. Нужны были особые актёрские качества. Важно было, чтобы никто не заметил, что человек на экране – играет. Поэтому был нужен актёр с очень реалистичной манерой игры. Я познакомился с Руни через Дэвида Финчера. Какое-то время я провёл с ней, прежде чем предложить ей эту роль. Она меня потрясла тем, что оказалась очень, очень умной.

Ну, я о многом сейчас не хотел бы говорить, чтобы не портить людям удовольствие от просмотра. Скажу лишь, что мне нужна была суперзвезда на эту роль. Нужен был актёр с такой внешностью, на которую люди реагируют очень позитивно. Чтобы сюжет сработал, нужно чтобы экранный муж Руни понравился людям, это жизненно важно для фильма. Кроме того, Ченнинг получил роль, которая отличается от того, что ему обычно приходится играть. Поэтому я и подумал о Ченнинге, когда писал эту роль. Он мог бы её понять и сыграть. Кого-то из мира финансов. Мы с ним очень долго это обсуждали. Он даже говорит в этом фильме не так, как обычно. Более точно, твёрдо. Он носит дорогие костюмы. Ему очень понравилось играть этого персонажа, я уверен.

Мне казалось очень интригующим, чтобы фильм начинался с одной точки зрения, а потом переходил бы на другую точку зрения. Я посчитал, что это сработает, такой ход хорошо мотивирован. Сюжет требовал этого переключения, иначе зритель не понял бы происходящего во всей его целостности. Так что мне это показалось очень остроумным. И я постарался сделать так, чтобы переход от одного персонажа к другому был предельно мягким, постепенным. Просто история героини настолько разрастается, что втягивает в себя и героя, поэтому мы переходим к нему. А зритель потом удивляется, обнаружив через две трети фильма, что один фильм закончился и начался какой-то другой, новый, хотя повествование – то же самое. В общем, мне всё это не кажется риском. Как зритель вы находитесь там, где хотите быть, где вам нужно быть. Я вас туда и перемещаю, а не обрываю вдруг одну историю, чтобы начать другую. О-очень медленно. Больше никак и нельзя было сделать.

Забавно, меня очень часто спрашивают, когда же я сделаю вестерн. Но я – вряд ли. Видите ли, я жутко боюсь лошадей: они такие сильные, такие огромные. Нет, не могу представить, чтобы я задумал вестерн. Зато, знаете, я ведь хотел и даже начал было делать мюзикл о Клеопатре несколько лет назад. Просто там что-то как-то не срослось. Поэтому я всё ещё хочу поставить этот мюзикл, хотя, наверное, сделаю это на театральной сцене, а не в кино. Ещё я хотел сделать какое-нибудь кино о спорте, но так и не добрался пока. Что ещё? Очень много жанров, в которых я хотел поработать – и до сих пор не сделал этого. И даже в отношении тех, в которых я что-то пытался сделать, не всё ясно. Например, я считаю «Супер Майк» романтической комедией. Вернее, моим взглядом на жанр романтической комедии, в котором я себя раньше не пробовал. «Побочный эффект» - это однозначный триллер, и таких триллеров в полном смысле слова я раньше не делал. И научная фантастика у меня была, как вы знаете. В общем, много всего ещё можно было бы сделать.